Форум » "Наутилус" » Судовой журнал "Наутилуса". » Ответить
Судовой журнал "Наутилуса".
Капитан Немо: Записи о событиях на борту и наблюдениях за океаном, от лица капитана, помощника капитана и других членов команды.
Ответов - 8
Франсуа де Монтаржи: Эта запись, как и прочие, что больше подошли бы личному дневнику, а не рабочему, не содержит полезной технической информации об инженерных тонкостях и особенностях поведения механизмов в условиях глубоководной среды. Однако считаю правильным, что в таком необычном судовом журнале могут появляться записи о простых впечатлениях простых смертных, потому что перед лицом такого чуда как Наутилус, с его выходящими за рамки человеческого понимания научными достижениями, реализованными подобно ожившей легенде, а также с его талантливым капитаном, который все это создал, поддерживает и преумножает, мы все чувствуем себя если не детьми, то по крайней мере учениками, которым свойственно просто восторгаться при виде удивительного. Сегодня ночью был разговор с капитаном о будущем и прошлом. Судьба нашего судна - быть помощником для всех, кто жаждет прогресса, научной лабораторией, социальной программой и экспериментальным полем для проявления всех созидательных сил и энергий вселенной. Причастность к этому прекрасному вектору и роль одного из хранителей на круге колеса Сансары кружит голову и одновременно вселяет чувство ответственности. Сейчас уже очень поздно, но на деревянной обшивке кают-компании я вижу странные отблески-зарницы. Что это - такая яркая биолюминисценция или свет Неведомого, объяснимое с научной точки зрения проявление материи или прорыв духовного пламени сквозь нее? Здесь часы текут иначе, чем на суше... Жизнь становится чередой событий, что не зависят ни от смены суток, ни от календаря, лишь от воли человека и Космоса. О Божественном аспекте я бы говорить не стал, потому что как в воде, как в воздухе, мы все подчиняемся одному великому Закону, и это... без слов.
Франсуа де Монтаржи: Сегодня, когда мы выходили на грунт для обследования затонувшего корабля, я заметил необычное явление - опаловое свечение воды, словно тонкие нити люминофоров слились в одно ровное еле заметное сияние. На такой глубине очень мало света; подобные картины можно наблюдать лишь в поверхностных слоях, где солнечные лучи достигают дна, и на небольшой глубине происходит их отражение, когда прозрачность понижена из-за недавнего шторма. Однако здесь оно необъяснимо. Мне подумалось о том, что так, вероятно, выглядит сохраняющая жизнь мечта для того, кто потерял надежду - без всякой уверенности в возможность доброго исхода, нечто вокруг каждую минуту источает утонченный свет неведомого...
Франсуа де Монтаржи: Удивительные рыбы - скорпены. Мертвые они так же опасны, как и живые. Если крылатку загнать в угол - она выставляет ядовитые плавники, защищаясь, зато в обычных условиях довольно пассивна. Челюсти рыбы сильные, но используются они не для раскусывания твердых панцирей раков или удерживания добычи в пасти, а для всасывания воды вместе в жертвой в рот. Так похоже на некоторых людей...
Франсуа де Монтаржи: Здесь тихо. Лишь где-то глубоко внизу слышен низкий гул и негромкий перестук: работают двигатели, сердце нашего подводного дома. Мне иногда кажется, что кислород, которым мы дышим, пронизан нашими мыслями, и с каждым вдохом к нам возвращаются воспоминания и грезы, прошлые события, пережитые и небывшие. Вот и теперь мне снова кажется, что по моей руке до запястья течет кровь... Просто сумрачная ночь, и немного душно. Рассветное солнце и белоснежные камни нижнего яруса террасы Джханси-кила - это сон, навеянный тревогой, это просто боязнь замкнутого пространства - признаваться в этом самому себе так стыдно, но жизнь на подводном корабле... непростая штука. Мне не вынести неволи. Лишь осознание того, что мы здесь свободнее многих, ходящих по твердой земле, помогает мне от приступов клаустрофобии. Я боюсь тюрьмы, боюсь до галлюцинаций. Может быть, признаваясь в этом на страницах судового журнала, я совершаю ошибку... Возможно, придется вырвать эту страницу и сжечь ее.
Франсуа де Монтаржи: Мы повязаны с нашими судьбами прочнее, чем думаем. Иногда нам кажется возможным изменить направление жизни, и тогда мы представляем себе веер вероятностей, в котором любой из путей принадлежит нам, и остается лишь выбрать. Однако это иллюзия, и нет никакого выбора. "Прошито в наших судьбах навеки", и не изменить, не сойти с дороги. Раз приняв решение, несешь ответственность и собираешь последствия словно урожай крупных мидий, словно горсть олив, а они прямо в руке становятся опаснее змеи, подобно паукам, прячутся до времени, а потом ловят тебя в свои липкие сети. В круглом иллюминаторе картина мира застыла - а ведь кажется, что море безгранично в многообразии, от его живых картин невозможно отвести глаз. Но вот эта реальность смещается, и снова, снова раскаленные белые плиты и алые пятна на них, и уже не успокаивает мерное колыхание донных растений - галлюцинации и страх подступают к горлу. И останавливается дыхание. Смотреть страху в глаза. Желтые страницы журнала сделаны из какой-то рыхлой бумаги. Иногда на них расплывается тушь, и буквы становятся неразборчивы. Наверное, это неплохо
Франсуа де Монтаржи: Бывает так, что нет срочных дел, и ночью одиночество догоняет... я сегодня пьян, мне вспомнились стихи - очень старые, из глубин прошлого... нет, не умерло лето, отступило по чащам... это одиночество как бесконечный путь среди потерянных миров... не оборачивайся... там - лишь тишина и дым вдали, там черным расцвести цветам в полынном сумраке долин... если меня никто не остановит, я превращу этот журнал в дневник своих похождений по своему внутреннему пространству. Не от того ли, что так размеренно и точно работают все системы и механизмы нашего корабля? Было бы опрометчиво с моей стороны, если бы капитан узнал о том, что я сегодня не в себе и позволил, кажется, лишнее... Вырвать страницы как память о прошлом и жить только чувством долга? Но потом опять придет холодная ночь, и мне останется лишь шуршать пожелтевшей бумагой
Франсуа де Монтаржи: Листы судового журнала сделаны из слишком тонкой бумаги - судьба страниц, прошнурованных одной бечевкой по многу листов. Перо иногда цепляется за рыхлые волокна, и буквы сливаются. Иногда с обратной стороны листа пропечатываются слова в зеркальном отражении. Эта серовато-желтая страница похожа на мою память. Только с изнанки моей души слова отливают не черным, а красным. Я вижу, как сквозь толщу времени проступают видения прежних дней - и то с содроганием, то с надеждой смотрю в будущее. Здесь, в тишине каюты не слышно голосов и криков, но все же они обступают меня - кошмары и призраки прошлого. Кошачья колыбель из яркого шелкового шнурка, детские ладошки, что растянули его крест-накрест, тяжелая бронзовая отливка с изображением Ханумана... имя... Я расплету нить, которой прошита эта тетрадь, выну исписанные ненужными словами листы. Не годится изливать душу там, где должны быть лишь сухие факты. Но пока этот журнал - мой единственный собеседник в те ночи, когда иные пьют вино, иные бьются в рыданиях от одиночества, бессоницы и страха, а другие сломя голову бегут куда-то по темным улицам городов, не боясь уже случайных бродяг, и беда обходит их, считая, что им и так уже довольно бед...
Франсуа де Монтаржи: Бывает, что ожидание длится часами. Это медитация на бесконечное изменение пространства внутри, смена дня и ночи, ночи души. Воспоминания и грезы о непрожитом, внезапная боль от осознания времени и нежданная радость от призрачного ощущения присутствия друга - голоса звучат не умолкая, рождая бесконечный поток самскар. Мир сужается до размеров иллюминатора, его видимая часть освещена прожектором, а все, что за границами луча, теряется во мраке и уже недоступно пониманию, а осознанию тем более. И так легко бывает совсем потерять голову, испугавшись ночных привидений, рожденных собственным воображением или поддаться на доказательства того, что бессмысленно даже пытаться понять или почувствовать - есть или нет внематериальное бытие. "Экзистенциалист охотно заявит, что человек - это тревога. А это означает, что человек, который на что-то решается и сознает, что выбирает не только свое собственное бытие, но что он еще и законодатель, выбирающий одновременно с собой и все человечество, не может избежать чувства полной и глубокой ответственности. Правда, многие не ведают никакой тревоги, но мы считаем, что эти люди прячут это чувство, бегут от него".
полная версия страницы