Форум » Франция -прекрасная и свободолюбивая, законодательница европейской моды и вкусов » 12 апреля 1866 года. Публичная лекция в Сорбонне. » Ответить
12 апреля 1866 года. Публичная лекция в Сорбонне.
доктор Сальваторе: Название Sorbonne издавна воспринимается как символ первоклассных знаний, как эталон не только французского, но и всего классического европейского образования в целом. Это больше, чем просто университет. Это... несколько университетов, объединенных в единое целое. Парижский университет - старейший в Европе - был основан в 1215 году. С первого дня своего существования он задумывался как учебное заведение международного масштаба. На четырех его факультетах - богословия, права, медицины и искусств - обучались не только французы и англичане, но также пикардийцы и нормандцы, которые в те средневековые времена еще не входили в состав французской нации, а считали себя отдельными народами. Примерно 40 лет спустя по инициативе одного влиятельного монаха, духовника Людовика IX, для неимущих студентов университета открыли коллеж - говоря современным языком, учебный институт, в котором студенты и преподаватели и учились, и жили одновременно. Этого монаха звали Робер де Сорбон, а основанный им в 1257-1258 годах коллеж довольно скоро превратился в богословский факультет университета, который стал именоваться Сорбонной. Начиная с XVII века именем факультета, который быстро сделался одним из центров не только богословской, но и философской европейской мысли и снискал себе громкую славу, стали называть и весь Парижский университет. В XVII веке кардинал Ришелье обновил и расширил Сорбонну, но в 1791 году, после Французской революции 1789 года, она была закрыта. В 1821 году университет, вновь открылся. Библиотека Сорбонны впервые распахнула свои двери 3 декабря 1770 года. Тогда в ней насчитывалось 20 тысяч томов - немалое по тем временам интеллектуальное богатство. Доступ к этой сокровищнице знания с первых же дней был открыт не только для студентов и преподавателей, но и для всех желающих. В разные годы в Сорбонне работали такие выдающиеся ученые, как Жозеф Гей-Люссак, Антуан Лавуазье, Луи Пастер, Пьер и Мария Кюри и многие другие. Не обошлось и без исторических парадоксов. Основанная как школа богословия, к середине XIX века Сорбонна превратилась в центр не только светского образования, но и антиклерикальной мысли... Публичные лекции, посвященные различным научным темам, открытиям в области естественных наук, гуманитарно-этическим вопросам, привлекали огромное количество слушателей.
Ответов - 103, стр:
1 2 3 4 5 6 All
доктор Сальваторе: Факультет медицины Сорбонны основан в 1253 году вслед за факультетами теологии, литературы и искусства, права. Судьба его была трудной. Вплоть до 18 века факультет копировал методы образования с факультета теологии, на протяжении многих веков не признает различные открытия в области медицины, постоянно ведет борьбу с докторами, хирургами и прочими «шарлатанами»[, не имеющими достаточного книжного образования. Новая история университета начинается в 1769 году, когда по заказу Людовика XV была построена школа хирургии. После Великой Французской революции факультет модернизируется, и в 19 веке школа присоединяется к факультету медицины Университета Парижа (Сорбонны). Факультет медицины Сорбонны располагается в нескольких зданиях, каждый имеет свою собственную историю. Францисканский монастырь Парижа основан в XIII веке и назван в честь Людовика IX Святого. Во время великой французской революции там находился Клуб кордильеров, там же позже был захоронен Марат. Госпиталь Кошен основан в XVIII веке (в 1893 году Луи Пастер откроет там первую современную операционную в Париже). Фасад школы хирургии выходит на Рю Эколь де Медицин
доктор Сальваторе: Место и время действия - Париж, 12 апреля, примерно с двух часов пополудни (за час до начала лекции). Сорбонна, медицинский факультет и прилегающие территории. Суть квеста: Доктор Сальваторе читает публичную лекцию о передовых методах лечения врожденных заболеваний. Она обещает быть скандальной, как и все, что связано с профессиональной деятельностью этого человека. До, во время и после лекции происходят знаменательные встречи, ожидаемые и не очень. Возобновляются старые знакомства и завязываются новые. Основной бонус лекции: доктору можно задавать ЛЮБЫЕ вопросы. Участники: все заявившиеся, но вход на лекцию свободный для всех игроков. Цель эпизода, помимо прочего - способствовать укреплению и расширению сюжетных завязок.
Энтони Фэйн: Энтони и Адам пришли в условленное кафе без четверти два и заняли один из столиков недалеко от входа - так, чтобы мисс Монтгомери без труда их заметила. Фэйна не очень интересовала сама лекция - в свое время он чего только не наслушался от доктора при различных обстоятельствах, иногда даже совсем не располагающих к каким бы то ни было лекциям. Сейчас его больше интересовала встреча со старым знакомым, возможность вспомнить былое и, может быть, наметить что-то новое. Кроме этого, ему нравилась перспектива оказать услугу мисс Монтгомери. У Адама, очевидно, с предстоящей лекцией были связаны совсем другие ожидания. - Скажите мне, Адам, только честно, чем вам не угодили академики от медицины? Откуда такой ажиотаж вокруг этой лекции? Фэйн никогда не рассказывал Адаму, насколько близко он знаком с доктором Сальваторе Руисом, и сейчас ему был интересен взгляд человека со стороны.
Адам Гэлбрейт: Адам посмотрел на своего друга с некоторой долей удивления. - Но это же очевидно, Энтони! Академические знания хороши как основа, как исходная точка, наконец, как опора, от которой можно отталкиваться. Но чтобы двигаться дальше, нужна цель. Направление, стимул - называйте это как хотите. Так вот у доктора Руиса, насколько я знаю, поразительно чутье на такие вещи - темы, которые могу стимулировать движение вперед, - Адам перехватил ироничный взгляд Фэйна* и слегка покраснел: - Вы опять смеетесь надо мной? _______________ *согласовано
Кэтрин Монтгомери: ..Воображая, как она проберется в Сорбонну, переодетая в мужское платье, Кэтрин про себя называла это "вхождением в тайный мужской мир", и сравнивала с нарушением древнегреческого запрета на присутствие женщин на Олимпийских играх. На деле все оказалось намного проще и - мимолетный укол собственной иронии - совсем по-женски. Движимая противоречивыми чувствами, она выбрала самый строгий свой наряд, который, не оставляя ни дюйма лишнего открытым, тем не менее, только подчеркивал ее женственность. Вчерашних знакомых она увидела сразу же, и судя по всему они нарочно расположились так, чтобы сразу привлечь ее внимание. - Добрый день, господа.
Энтони Фэйн: Энтони и Адам* поднялись, что приветствовать Кэтрин. - Добрый день, мисс! - Фэйн по достоинству оценил наряд девушки и даже не стал это скрывать, - Чашку кофе, или вам не терпится попасть в здание университета? _____________ *согласовано
Кэтрин Монтгомери: - Думаю, небольшая прогулка до университета придаст бодрости не хуже, чем аромат и вкус кофейных зерен. - Кэтрин была в отличном расположении духа, и на взгляд Фэйна, по-прежнему слишком пристальный, ответила улыбкой, впрочем - адресованной обоим молодым людям. Ей было приятно его восхищение, черт возьми! - Тем более, что нам предстоит довольно долго просидеть на месте. Гораздо больше ее смутила необходимость заметить, что на публичной лекции она впервые, а потому может не знать некоторых нюансов. После недолгой паузы, когда все трое двинулись в направлении университета*, Кэтрин поинтересовалась возможностью задавать доктору вопросы не по теме лекции, и тем, когда это наиболее удобно сделать. _____________ * согласовано
Адам Гэлбрейт: Адам, как обычно, рассеянно пропустил весь молчаливый "обмен любезностями", разыгранный в его присутствии, но живо отреагировал на вопрос Кэтрин: - На тех лекциях, на которых мне приходилось бывать, лектор сам предлагал задавать вопросы - подавал сигнал аудитории. А что касается тематики... - он на секунду задумался. - Это больше зависит от личности лектора, мисс Монтгомери. Есть такие ученые мужи, которые очень не любят, когда разговор уходит от узких рамок, заданных темой их лекции. Но что-то мне подсказывает, что доктор Руис к ним не относится.
Ребекка Кавершэм: Ребекка встала очень рано. Месье Обри приехал к одиннадцати часам. Мужскую одежду она приготовила заранее. И смотрелась в ней не так уж плохо. Чтобы скрыть грудь — немного расширили фигуру внутренним жилетом. Месье Обри привез парик. И — довершение образа — на нос Ребекка водрузила очки с круглыми стеклами. --Ну и как мы назовем этого месье?, - спросил месье Обри. --Пусть это будет Артур Кавершэм, сын английского лорда, путешествующий по Европе, который решил не пропустить знаменательного события. Ребекка и месье Обри решили перед лекцией зашли в кафе неподалеку от Сорбонны. Месье Обри волновался. Ребекка смотрела на него с улыбкой. Он был похож на папашу, выводящего дочь на серьезное мероприятие. Он всегда волновался, когда Ребекка задумывала что-то неординарное, но никогда не отказывал ей в сопровождении. В этом был некоторый риск и вкус жизни. Нарушения запретов — они такие. Остро-пряные. Будоражащие и впрыскивающие энергию в застоявшуюся кровь.
Кэтрин Монтгомери: Адам Гэлбрейт - О, это вопрос скорей личного свойства, - заметила Кэтрин совершенно непринужденным тоном, который, однако, стоил ей труда. - Если бы появилась возможность переговорить с дотором Руисом более приватно.. хотя, должно быть, я хочу слишком многого. Уверена, что и сама лекция не пройдет в молчании.
Энтони Фэйн: Фэйн уловил двусмысленность, промелькнувшую в одной из фраз Кэтрин, и с трудом сдержал улыбку. - Можете не сомневаться, мисс Монтгомери, доктор Сальваторе не любит длинные монологи. А что касается приватного разговора, то его вероятность мы сможем выяснить еще до лекции. Последние слова он произносил уже на ступенях нужного им здания. Первый же встреченный им человек подробно объяснил дорогу до нужной аудитории. Фэйн без труда сориентировался и вместо лекционного зала повел своих спутников в кабинет доктора Руиса, расположенный по соседству. - Надеюсь, вы не настолько заняты подготовкой к лекции, доктор, чтобы отказать себе в удовольствии перекинуться парой приветственных фраз со старым знакомым? - спросил он, переступая порог кабинета.
доктор Сальваторе: - Вы совсем забыли меня, мистер Фэйн, если полагаете, что я хоть одну минуту готовился к этой чертовой лекции. - на чистейшем английском языке отозвался холодный язвительный голос из-за книжных стеллажей, разделявших комнату на две части. - Я в своем роде Дон Жуан: предпочитаю быть импровизатором любовной песни, хотя единственная моя страсть - наука. В следующую секунду показался и сам доктор Сальваторе - в глухом синем сюртуке и черном шелковом галстуке, подчеркивавшем белизну плоеной сорочки. Безупречные брюки и ботинки были подобраны в тон и соответствовали последней моде. Гладко причесанные волосы явно укладывал старательный цирюльник. Но руки без перчаток, с небрежно обрезанным ногтями и пятнами от химических реактивов, и цепкий, хищный взгляд сразу же стирали поверхностное впечатление о докторе, как о молодящемся щеголе. - Добрый день, мистер Фэйн, очень рад, что вы решили заглянуть ко мне! И даже не один! - Сальваторе улыбнулся старому знакомому и приветливо кивнул сперва юной даме в строгом платье, а затем тонкому изящному юноше в элегантном костюме.
Энтони Фэйн: - Не один, - Фэйн подтвердил очевидный факт с видом фокусника, у которого в запасе есть еще сюрпризы, - Позвольте представить вам мисс Кэтрин Монтгомери, - быстрый ироничный взгляд в адрес девушки, - и моего друга, лорда Гэлбрейта, чьим гостеприимством я злоупотребляю весь последний год. Фэйн прошелся по кабинету, взял со стола книгу, повертел в руках, положил обратно. - Мои спутники жаждут попасть на вашу лекцию. Для графа это не проблема, а вот для мисс Монтгомери... Я взял на себя наглость и предложил ей свои услуги в качестве провожатого к источнику Мнемосины*. Как вы понимаете, доктор, лично меня встреча с вами интересует больше, чем ваша лекция. ________________________________ *Согласно сообщению Павсания, в Лейбадее (Беотия), вблизи пещеры Трофония, находились два источника: Леты (забвения) и Мнемосины (памяти). Богиня Мнемосина, персонифицированная Память, сестра Кроноса и Океаноса — мать всех муз. Она обладает Всеведением: согласно Гесиоду (Теогония, 32 38), она знает «всё, что было, всё, что есть, и всё, что будет». Когда поэтом овладевают музы, он пьёт из источника знания Мнемосины; это значит, прежде всего, что он прикасается к познанию «истоков», «начал». В истолковании она открыла способ рассуждать и определила для всего сущего порядок названий
Кэтрин Монтгомери: Кэтрин никогда не видела портретов доктора Сальваторе и вынуждена была признать, что вживую он превзошел все ее ожидания. И дело было даже не во внешности, не в разных глазах или общем мрачноватом облике, а скорей в манере держаться и говорить. Он настораживал и привлекал одновременно, как... сейчас она бы сказала: как остро заточенный скальпель. Будучи представлена, девушка склонила голову, впрочем, тут же наградив мистера Фэйна быстрым взглядом из-под полуопущенных ресниц. Похоже, вчерашнее рукопожатие он запомнил надолго.
Джованни Карузо: Джованни предпочел бы не столь шумное мероприятие для встречи с доктором, но ему не оставалось ничего другого, как только следовать полученным от капитана указаниям. В этот вечер у доктора не будет недостатка в гостях и поклонниках, и было проще простого затеряться в них, чтобы исполнить поручение. К тому же, Немо предложил ему посетить эту публичную лекцию и в целях самообразования, он ценил острый ученый ум доктора и приветствовал его исследования. Карузо не очень-то разбирался в таких делах, как наука, особенно медицинская, а лекции всегда казались ему занятием скучным и нудным, но тут он столкнулся с явлением прямо опровергавшим его прежние представления. Такое впечатление, что лекционный корпус университета на один вечер превратился в филиал Гран-Опера, куда прибыл на единственную гастроль какой-нибудь знаменитый певец - публика в приличных костюмах так и валила сюда со всего города. А, судя по доносившимся до него обрывкам разговоров на разных языках, послушать скандально знаменитого доктора собрались едва ли не со всей Европы... Джованни покрепче перехватил саквояж, в котором лежали бок о бок два увесистых слитка и стал пробираться внутрь здания, с тем, чтобы успеть занять какое-нибудь приличное место. "Может, даже подремать получится под бормотание этого Руиса..." - мечтательно думал он, поскольку предыдущей ночью не мог заснуть, все прокручивая в голове встречу с Констанцей, сыном и маркизом, произошедшую накануне.
доктор Сальваторе: Энтони Фэйн - Не слишком лестно для моей лекции, - насупился доктор. - Впрочем, вы правы: если уж трепать языком, то лучше делать это в компании старого друга, освежаясь добрым вином, чем утомлять губы и подъязычную мышцу перед стадом ослов, которые либо ни черта не смыслят в медицине, либо не в состоянии преодолеть узость своего сознания и бросить взгляд за рамки условностей... Вот увидите, завтра меня опять будут полоскать в "Ля Газетт" как шарлатана - и заодно дадут анонс новой лекции, в "Журналь де Деба" заклеймят за безнравственность, а в "Монитер" назовут богохульником и подстрекателем. Хорошо, если не потребуют моего немедленного ареста и ссылки! Кэтрин Монтгомери Адам Гэлбрейт Рассуждая в своей привычной иронической манере, он как будто говорил с одним Фэйном, однако его пристальный взгляд с интересом обращался то к девушке, то к юному Адаму - временами казалось, что он сравнивает их, измеряет и взвешивает, как образцы на аптекарских весах. - Прошу прощения, мисс Монтгомери, лорд Гэлбрейт... Радость от встречи с мистером Фэйном заставила меня сделаться невежливым. Позвольте полюбопытствовать, какой же особенный интерес привел вас сюда? Что привлекательного для таких прекрасных - и что немаловажно, здоровых - молодых людей во врожденных заболеваниях, всякого рода... уродствах? Мисс Монтгомери, я лишен предрассудков в отношении женщин, и всегда считал идиотским запрет на их доступ к плодам просвещения, однако должен предупредить: образцы, которые я собираюсь продемонстрировать, способны вызвать обморок у неподготовленного зрителя.
Кэтрин Монтгомери: - Обморок в переполненной аудитории гораздо верней случится от уменьшения объема легких, порожденного корсетом, чем от созерцания образцов уродства. - заметила Кэт - Тем более, что женщин никогда не садят в первые ряды, где можно сколько-нибудь подробно их рассмотреть или расслышать слова лектора.
Энтони Фэйн: Фэйн оторвался от гравюр медицинской тематики и посмотрел на Кэтрин: - Вот видите, доктор, у меня есть еще одна довольно веская причина помогать мисс Монтгомери. Я получу эксклюзивную возможность рассматривать ее с близкого расстояния, не вызывая возмущения со стороны блюстителей светских правил. Он подошел к девушке и, желая извиниться за свою дерзость, поцеловал ей руку. - Прошу, не сердитесь на меня, мисс. Я лишь продемонстрировал вам стиль общения, который сложился между доктором и мной.
Адам Гэлбрейт: Адам с интересом смотрел на хозяина кабинета. - Я уже говорил своим друзьям, что много слышал о вас, доктор. В первую очередь от ваших коллег, и далеко не всегда лестные отзывы, - он слегка покраснел и добавил: - Но это лишь подогрело мой интерес к вашей лекции.
Этьен Д'Эстрэ: Этьена всегда интересовали люди, взрывавшие общепринятые нормы. Он всегда интересовался науками. Всем понемногу, и тем, и другим, помимо любимой механики, считая, что в жизни нет ничего ненужного. Он жадно стремился жить. Ну и жадно впитывал все яркое, неординарное, и потрясающее основы этого мира, набившего оскомину своими приличиями и запретами. Итак, он шел на лекцию к доктору Руису. Отчасти предвкушая интересное зрелище, отчасти ожидая очередного потрясения чопорности и косности «приличного» общества, отчасти... У него была своя цель. Двойная. Все, что он слышал о докторе Руисе — от хвалебных отзывов, с придыханиями и благоговеянием до полных возмущения и ненависти тирад оппонентов — все это чрезвычайно забавляло. И вселяло азарт и острое желание самому — видеть, слышать, говорить. Ну и составить собственное мнение. Так сказать, воочию. А там - «ищущий да обрящет» - и дать волю собственному интересу. Собственной цели. Он собрался на лекцию со своими друзьями.Садхир, обычно такой серьезный, в предвкушении события волновался. Этьен никогда не понимал его увлечения травами, цветами. Но отвел ему под лабораторию просторную комнату и пробовал разбираться в любезных сердцу друга корешках и травах, о которых тот так увлеченно толковал. Да только толку-то. Ему нравилась увлеченность друга, но фанатичность Садхира Этьена все-таки утомляла. Впрочем, за годы, проведенные в странствиях, Этьен так сросся с другом, что готов был терпеть неудобства, лишь бы его товарищ не чувствовал дискомфорта. А Дженнаро шел просто составить им компанию. Ну надо же! Такого количеств разноязычной разодетой публики Этьен не видел давно. Надо же, и мелькают даже — женские фигурки, облаченные в мужскую одежду. Этьен надеялся, что стражи сегодня не будут особо бдительны. Ну не хотелось бы. Все-таки идиотизм — гнать дам со столь интересных мероприятий. А вот теперь посмотрим. Доктор Сальваторе Руис. Вечер обещает быть все интереснее и интереснее.
доктор Сальваторе: Кэтрин Монтгомери При упоминании корсета доктор поморщился, точно от воды, попавшей в больной зуб: - Корсет! Корсет! Орудие пытки, изобретенное женоненавистниками и детоубийцами - да,да,господа, детоубийцами, ибо сдавление тела в области талии и грудины на ранних сроках беременности становится причиной выкидыша в семи случаях из десяти! Надеюсь, вы -то,мисс Кэтрин, вы, столь эмансипированная особа, корсета не носите?!* Он сделал такое резкое движение, точно намеревался схватить девушку поперек тела и самолично убедиться в отсутствии стальных пластин и китового уса в конструкции ее платья. Но замечание Адама вызвало у него довольную улыбку: - Запретный плод столь сладок, милорд... Но навряд ли вы. в вашем юном возрасте, успели как следует его распробовать. Хорошо, что рядом с вами есть такой ...ээээ...ну, скажем,преданный наставник, как мистер Фэйн! Прежде чем лорд Гэлбрейт опомнился, Сальваторе уже снова повернулся к Фэйну: - Вы верны себе, сударь,ведь это у вас своего рода хобби - выручать прекрасных дам из затруднительного положения и оказывать покровительство тем, кто в нем нуждается! Надеюсь, что вы и другой традиции не нарушите,и отужинаете со мной после лекции. Разумеется, мисс Кэтрин и лорд Гэлбрейт тоже приглашены. ___________________________________________________________________ * сверхнепристойное и сверхдерзкое замечание для викторианской эпохи. Не-врача за такое могут и на дуэль вызвать.
Адам Гэлбрейт: При упоминании корсета Адам невольно поежился - не самые приятные воспоминания детства и юношества. Доктор Партридж уверил его, что сейчас его спине ничего не угрожает, поэтому от специального медицинского корсета можно отказаться, но он по-прежнему настоятельно рекомендовал Адаму воздержаться от верховой езды. Во избежание и тому подобное... "Наверно, стоит воспользоваться случаем и напроситься на консультацию к доктору Руису", - подумал Адам. Вслух же он сказал совсем другое: - Вы совершенно правы, доктор. Я имею в виду ваши слова в адрес мистера Фэйна. Я очень рад, что могу рассчитывать на его поддержку. И... я с удовольствием принимаю ваше приглашение на ужин.
Кэтрин Монтгомери: Кэтрин вспыхнула, но не дерзость доктра была тому причиной, а то, насколько близок он оказался к причинам, в конце концов, приведшим девушку в Сорбонну и лично к нему. Тем не менее, она сделала неуловимый шажок, так что синьор Руис, если бы и в самом деле захотел, не смог бы прихватить ее за талию. Но при этом снова оказалась в чрезмерной близости от мистера Фэйна и сочла нужным послать ему понимающий взгляд "более чем понятно, почему доктор так возмущает свет..!". Последний уже переключил свое внимание на лорда Гэлбрейта, но фразы, адресованные Адаму, для Кэтрин прозвучали как намек, гораздо более непристойный нежели насчет корсета. К счастью, сам Адам был то ли слишком неискушен, то ли слишком хорошо воспитан, а приглашение на ужин пришлось как нельзя кстати. Кэтрин вежливо подтвердила свое согласие, нимало не задумавшись о том, как обоснует это дома.
Энтони Фэйн: Фэйн подхватил Кэтрин под локоть, чтобы она не упала, подмигнул ей в ответ и обратился к доктору с напускным возмущением: - Еще один такой выпад, доктор, и я вынужден буду вызвать вас на дуэль. И ваша профессия вам не поможет. К тому же вы знаете, что дуэлянт я весьма удачливый, - он широко улыбнулся и сменил тон: - Я чертовски рад снова видеть вас, синьор Руис.
доктор Сальваторе: Доктор с полнейшей невозмутимостью принял шутливую угрозу Фэйна, и заметил: - Если вы меня когда-нибудь убьете, главное - проследите, чтобы мое бренное тело в сохранности и хотя бы относительной целости попало в анатомичку госпиталя Сальпетриер, поскольку я завещал его науке. Впрочем, в случае вашего вызова, у меня будет право выбора оружия... Он вытащил из кармана брегет, взглянул на стрелки, сверился с настенными часами и проговорил: - Ну что ж, друзья мои, пора мне отправиться на арену Колизея - львы ждут! Надеюсь, вам удалось раздобыть лучшие места в амфитеатре? Нет? Ну, не беда. Идемте со мной, я обеспечу вас возможностью видеть и слышать все. Отворив вторую дверь кабинета, скрытую в стене, он провел своих гостей по узкому боковому проходу прямо в аудиторию, которая уже была набита битком. Но доктор предусмотрительно зарезервировал несколько удобных стульев в одной из боковых лож, в непосредственной близости от кафедры: здесь обычно размещались его лучшие ученики и покровители, а также те, кого Сальваторе по тем или иным причинам жаловал особым вниманием. - Располагайтесь. Здесь вам будет удобно. А после расскажете, не показалась ли вам лекция намного скучнее, чем хулящие ее газетные фельетоны. Он усмехнулся, отдал поклон всем троим и поднялся на кафедру...
Кэтрин Монтгомери: Поблагодарив доктора Руиса и направляясь вслед за ним, она воспользовалась путешествием по коридору, чтобы не оставить без внимания еще один дерзкий жест - Я пока еще прочно стою на ногах, мистер Фэйн. Доктор даже не начал свою пугающую лекцию, и к тому же... - Кэтрин (нарушаете приличия? ха!) подмигнула в ответ и прибавила, понизив голос - И к тому же он прав в своих преположениях.
Энтони Фэйн: Ответ Фэйна прозвучал на удивление серьезно: - Думаю, вам еще предстоит узнать, насколько часто бывает прав этот доктор, мисс Монтгомери. Он пропустил вперед Кэтрин и Адама, а сам по привычке сел ближе к выходу.
Адам Гэлбрейт: Адам хотел более подробно расспросить Энтони об истории его знакомства с доктором Руисом, но они уже успели занять предложенные им места, и он счел невежливым задавать вопрос через сидящую между ними девушку. Решив, что вопросы обождут, он стал рассматривать кафедру. Зал и сидящие в нем люди его интересовали мало или совсем не интересовали.
Ребекка Кавершэм: Ребекка и месье Обри вошли а зал, где должна была проходить лекция, примерно минут за сорок. Ребекка с жадностью смотрела по сторонам, что было не совсем прилично, и месье Обри несколько раз напоминал Ребекке о необходимости не привлекать внимания к своей персоне, а то газеты завтра будут пестреть заголовками уже о двух скандалах - лекции и заявившейся на нее известной ясновидящей в мужском наряде. Еще и пару карикатур прибавят. Ребекка оглянулась, скользнув взглядом по людям за спиной и замерла. Ей показалось. Нет, ей только показалось. Да нет же, это только показалось. Да этого просто не может быть. Она закрыла глаза . Медленно вздохнула и осторожно повернулась. Там. У колонны. Стояли. Разговаривали. Смеялись. Три человека. Смуглокожий индиец, другой - похожий на итальянца или испанца - И ............ БЕРНАР. У Ребекки перехватило горло. Потемнело в глазах. Сердце забилось бешено и беспорядочно. Она смотрела на него во все глаза. Замерла и не могла сдвинуться с места. --Артур. Артур, пожалуйста, - взывал к ней месье Обри, - Артур! Артур! --Погодите, месье. Я сейчас. Я успокоюсь. Он смеется. Месье Обри, он смеется! О, она ждала, она надеялась, она передумала все, что только было можно, перебрала все варианты... А он - смеется. Она не понимала, что творится внутри. Любовь, или боль, или... возмущение. Все смешалось и распирало изнутри. --Артур. Артур, пожалуйста, - опять повторял месье Обри, - Артур! Артур! "Все. Надо успокоиться.Надо-надо-надо". Ребекка наконец вернулась к действительности. Отвела взгляд. Закрыла глаза.
Этьен Д'Эстрэ: Этьен с друзьями пришли на лекцию где-то за час. Людей было уже даже слишком много. Они беседовали у колонны, вспоминали свои странствия, Дженнаро рассказывал смешные истории о своей юности. Вот странно - Этьен почувствовал, что кто-то смотрит на него. И - странное чувство, и странный холодок прошел по спине и сердце заныло. Да глупости. Черт, все это глупости. Что с ним происходит? Бред. У него получилось сбросить наваждение. Он только видел, как какой-то молодой человек глядит на него и стоит истуканом - там, вдалеке, в другом конце зала. Он не мог разглядеть, знакомый это человек или нет, но на всякий случай улыбнулся и чуть наклонил голову. Пожилой месье рядом с молодым наконец заставил своего спутника обратить на себя внимание, и они медленно ушли. Этьен обернулся к товарищам и они пошли в зал искать себе места.
Ребекка Кавершэм: Ребекка приходила в себя. Она прислонилась к колонне. Слава Богу, в зале была огромная толпа и все были заняты собой и предстоящим событием. Она увидела, как вдалеке промелькнули три знакомые фигуры, схватила за локоть месье Обри и потащила его за удалявшимся Бернаром. Она увидела его, поискала взглядом свободное место, нашла и они с месье Обри сели позади трех мужчин, чуть сбоку, за колонной. Она видела его профиль, она не могла ошибиться. Она видела его - так близко.....
доктор Сальваторе: Доктор не спеша поднялся на кафедру и слегка поклонился слушателям. Его встретили сдержанными рукоплесканиями, и тем приглушенным ропотом, который всегда сопутствует началу ожидаемого, но несколько скандального действа. Сальваторе выдержал небольшую паузу, дожидаясь полной тишины, обвел взглядом ряды аудитории: кого тут только не было. Важные ученые мужи в застегнутых наглухо сюртуках, с губами, сжатыми в куриную гузку, заранее готовые оспаривать каждое его слово - оппоненты. Занимают почти всю левую сторону зала. Там же, в ложах, элегантно одетые светские господа, из тех, кто называет себя "интересующимися наукой", но по большей частью просто ищут что-то, способное развеять их скуку и пресыщение богатой и праздной жизнью. Справа - гораздо больше молодых лиц. Практикующие врачи. Ученые, осознавшие, что общественный прогресс невозможен без прогресса в медицине. Ученики и коллеги. Даже сам доктор Шарко нашел время придти, и теперь восседает неподалеку, непредвзятый и бесстрастный, как сфинкс. Галерка полностью оккупирована студентами-медиками: они заранее предвкушают если не скандал, то как минимум занятную перепалку, ведь Сальваторе сам пообещал ответить на любые вопросы... А еще - агенты полиции, прикидывающиеся журналистами, журналисты, одетые как придется, женщины, переодетые в мужчин, и случайно забредшие зеваки... "Ну, Сальваторе, вперед, ату их!" - сказал он себе и слегка наклонился вперед, положил руки на кафедру. И начал. - Приветствую вас всех, господа, кем бы вы ни были, и какие бы цели вас сюда не привели. Я расскажу вам о врожденных заболеваниях - их еще можно назвать наследственными - и расскажу о некоторых новейших методах их лечения. Методы эти уже опробованы отчасти мной, отчасти некоторыми моим коллегами, более пекущимися о пациентах, нежели о том, чтобы угодить общественному мнению. Но как и все, что я делаю, методы эти не бесспорны, и полученные результаты лечения можно оценивать неоднозначно.
Кэтрин Монтгомери: Энтони Фэйн - Надеюсь, что так, мистер Фэйн. - в тон ему ответила Кэтрин - Надеюсь, что так... Пока Кэтрин, дожидаясь начала лекции, рассматривала зал, решение, принятое ею вчера, то казалось глупым и несвоевременным, то - единственно верным. Чопорные, господа, все поголовно в черных сюртуках, сковывающих движения, как недоброй памяти корсет, наградили ее парой взглядов, обидных, как очередное презрительное замечание о девицах, лезущих не в свое дело, но странное дело, этим - только подстегнули. Она заметила де Самбрея, серьезного, как подобает перед научным диспутом - возможно, он хочет спросить знаменитого доктора о предмете их недавнего спора - гигантском нарвале. А вон там.. да это же мадам Флоранж!* Изящный юноша у колонны при пристальном расмотрении оказался женщиной, тщетно прячущей свою грацию под темным костюмом и проницательный взгляд - за стеклами очков. Кэтрин попыталась проследить за ясновидящей, но тут, наконец, в зал вступил доктор Сальваторе. - Я расскажу вам о врожденных заболеваниях - их еще можно назвать наследственными - и расскажу о некоторых новейших методах их лечения.... Кто-то наклонился вперед с жадным интересом, кто-то поморщился, кто-то зашептал на ухо соседу, но все без исключения взгляды были прикованы к высокой фигуре у кафедры. ____________ * согласовано
доктор Сальваторе: - Итак, врожденные заболевания. - доктор выпрямился и скрестил на груди руки. - Для начала позволю себе небольшой исторический экскурс и некоторые культурологические сравнения. Тогда вам станет более ясен основной предмет. Еще каких-нибудь триста-четыреста лет назад рассуждать о врожденных заболеваниях, или лечении и тем более - о профилактике, было совершенно бессмысленным занятием. Почему? А потому, что абсолютное большинство детей, родившихся с какой-либо серьезной патологией развития, попросту умирали, не дожив даже до полугода. Церковь заботилась лишь об одном - чтобы каждый такой младенец был должным образом окрещен до своей кончины, но не радела о спасении их бренных тел, и уж тем более, об улучшении качества жизни выживших. Иногда больных детей убивали сами родители, невольно следуя опыту Спарты. В лучшем случае эти несчастные пополняли ряды нищих, а те, чье уродство было особенно жутким,и способным вызывать страх или смех, работали в бродячих цирках или становились шутами. По залу прошел легкий ропот... Сальваторе не обратил на него никакого внимания, и продолжил: - Врачам редко удавалось заполучить такого пациента в длительное пользование,да и не все брались, прямо скажем. Понаблюдать за развитием необычной патологии удавалось лишь в исключительных случаях и далеко не всем врачам - везло, например, Мирону и Амбруазу Паре, жившим при дворе Валуа. Другим же приходилось быть скромнее. Врачам во все времена приходится несладко, но до эпохи Просвещения медики постоянно ходили под Дамокловым мечом обвинения в колдовстве и богохульстве. Лечить калек, выправлять врожденные дефекты выглядело богоборчским вызовом, нежеланием смириться перед волей Всевышнего. Это замечание снова вызвало ропот в рядах респектабельной публики, но многие зашептались,одобряя сказанное. - Эпоха Просвещения и последовавшая за ней революция переломили вековой спор церкви и науки в пользу науки. Медицину стали превозносить, как новую религию, и представители нашей профессии из простых цеховиков сделались жрецами. Да-да, жрецами... В наши дни жизнью человека распоряжается не Бог, а врач, и медика зовут прежде священника. Но стало ли меньше врожденных заболеваний? Научились ли их распознавать и бороться с ними? Отнюдь нет.
Джованни Карузо: Джованни несколько смутила тема, заявленная доктором. Он не особо разбирался в медицинских терминах и понятия не имел, что такое врожденное или наследственное заболевание, но сам тон лектора, и его нападение на религию и вековые устои, вызвали в душе неаполитанца протест и возмущение. Но он решил, что раз ему тут все равно до окончания лекции сидеть, то лучше уж послушать, что этот тип будет вещать дальше - вдруг расскажет нечто наподобие того, о чем он в последние месяцы читал в библиотеке Немо? Ну а если окажется просто шарлатаном, то Джованни свое мнение о нем непременно доведет до сведения капитана. Публика вокруг тоже реагировала на слова доктора неоднозначно, галерка, набитая студиозусами, одобрительно гудела, господа в партере терпеливо выжидали, в ложах амфитеатра бурно обменивались мнением об услышанном, и по залу то и дело пробегал туда-сюда легкий шепоток, словно Зефир*, ласкавший морскую гладь... "Эх, да тут не уснешь, пожалуй, а то ведь на смех подымут!" - хмуро подумал Карузо, посмотрев на своих соседей по креслам. Справа от него высился дородный господин в богатом костюме и с моноклем, слева притаился некто крысообразный, очкастый и усатенький - не иначе, шпик... Джованни поежился от подобного соседства и переложил свой сверток в тот карман, что был ближе к крупному господину... ___________________________ * Зефир - теплый южный ветер Средиземноморья
Адам Гэлбрейт: Адам любил зарисовывать все, что привлекало его внимание. Но он не любил рисовать людей. На таких собраниях как публичные лекции он выходил из положения тем, что рисовал шаржи на сидящих в аудитории людей. Остро отточенные карандаш оставлял легкие штрихи на листах блокнота. Штрихи складывались в очертания причудливых тварей, облаченных в модные и не очень модные костюмы. Медведи, барсуки, коты, совы, вороны, черепахи... Внимательно вслушиваясь в словам доктора Руиса, Адам пытался найти подходящий образ и для него, но пока отведенный для скандального лектора лист оставался полупустым - на нем красовалась только кафедра, за которой стоял доктор. Адам украдкой посмотрел на сидящую рядом Кэтрин, и в следующие пару минут на другом листе его блокнота появилось изображение изящной ласки в элегантном платье.
Энтони Фэйн: Фэйн наблюдал за происходящим как за хорошо поставленным спектаклем - скандальным спектаклем. Причем актеры, действующие лица расположились на местах слушателей, а место у кафедры занял режиссер этого действа. С довольным видом Энтони откинулся на спинку сидения, сложил руки на груди и, не забывая отдавать должное острому языку доктора, с интересом рассматривал аудиторию.
доктор Сальваторе: - Я не случайно упомянул о культурологических различиях, - продолжал доктор. - По мере того как наш Запад крепнет и расширяет свои границы,он все больше и больше интересуется Востоком...Неся на своих штыках прогресс и просвещение невежественным народам Азии, Северной Африки и Индокитая, наши соотечественники волей -неволей наблюдают местные обычаи и традиции, и некоторые из них, на взгляд европейца, можно без сомнения счесть варварскими - в том числе и с медицинской точки зрения. К примеру, бинтование ног у девочек, принятое в Китае, или традиция"женского обрезания" в Северной Африке, которое калечит женщину навсегда, превращая ее лишь в бездушную машину для воспроизводства, или нанесение увечий детям в Индии, чтобы они как нищие получали больше милостыни...Замечу, что, поступая так, индийские родители искренне считают, что совершают благое дело, улучшая так называемую "карму", или судьбу, и обеспечивают детям хорошую жизнь... в новом воплощении. Доктор сделал паузу и обвел аудиторию насмешливым взглядом: - Вы возмущены? Вы полагаете, что эти страшные обычаи требуют искоренения и законодательного запрещения, раз уж мы, европейцы, присваиваем себе право решать судьбы целых народов? Возможно, и так, хотя наличие подобных традиций обусловлено отнюдь не "варварством",а целой совокупностью материальных и духовных причин, прежде всего - климатическими и физическими условиями жизни, которые,в свою очередь,формируют социальную среду... Но европейцам нет дела до детских болезней и увечий, равно как и до качества жизни взрослого населения, порождающего инфантицид. Мы стремимся навязывать свое мировоззрение, свою религию - как перечень догм, а не как дела милосердия - мы гораздо охотнее строим порты, биржи, фабрики, чем больницы и школы. Неспроста солдат и торговцев в колониях в десятки,если не сотни раз больше, чем учителей и врачей. При этих словах гул в зале перерос в настоящий шум, с левой стороны донеслись выкрики: "Позор!", "Вы передергиваете, доктор!" , "Вы порочите французскую дипломатию и возводите напраслину на политиков!" , в то время как студенты с галерки бурно требовали "примеров" и "образцов". Доктор продолжал: - Вам кажется, что я говорю об отвлеченных вещах? Отнюдь нет. Если присмотреться внимательнее,станет ясно, что мы, просвещенные европейцы, ничуть не лучше относимся к своим детям и женщинам. Я упоминаю женщин так часто, поскольку именно они носят и производят на свет нас,мужчин,и здоровье и процветание нации тесно связано со здоровьем женского лона. Врожденные заболевания, с которыми дети появляются на свет - кто несет за них ответственность? Женщина ли, которая неправильно носила и неправильно родила? Или мужчина, который не смог обеспечить ее жильем, теплой одеждой и достаточным питанием? Или владелец швейной мастерской, заставлявший ее работать по четырнадцат часов в день, на неудобном стуле, в непроветриваемом помещении? А может быть, врач, который по невежеству и халатности осматривал ее грязными руками, или назначал неправильные лекарства? Или- священник, который не позволял женщине посещать врача и своевременно узнать все о рисках беременности? Вот о чем я хочу спросить, господа.
Кэтрин Монтгомери: - Климатические условия?! - Кэтрин, доселе ограничиваясь кивками или подергиванием губ в ответ на слова доктора Руиса, не выдержала: - А почему этот климат не заставляет ломать кости китайским мальчикам?! - но ее слова потонули в нарастающем гуле голосов: аудитория возмутилась гораздо больше не этим различием, а упреками в хищничестве колонизаторов. С коими упреками Кэтрин была как раз согласна. - Он просто дьявол. - осознав, что не сможет перекричать горластых студентов и басовитых господ в черном, девушка обращалась больше к своим спутникам. - И в этот момент он дьявольски прав. - Да, доктор! Пусть профессора медицины скажут, насколько нормы приличия важнее, чем здоровье!.
Адам Гэлбрейт: Адам слушал, нервно покусывая губы - как всегда, когда он слишком чем-то увлекался. Он поймал себя на том, что возмущенные крики его раздражают: не самим фактом возмущения, а тем, что именно их вызвало. - Они же глухи! Избирательно глухи - слышат только то, что может воспринимать их ограниченное сознание. Затем он поймал себя на мысли, что некоторые из возмущающихся на самом деле кричат не от гнева, а от страха. Перед правдой.
Этьен Д'Эстрэ: Да, доктор Руис умело бросал фразы в этот муравейник, где приличия и чопорность составляли основу пресловутого «нормально». Этого гигантского лицемерного понятия «приличный человек». Равно как и того, что общество почитало понятием «приличная женщина». Когда человек говорит правду-это всегда скандал. Ему говорят, что он безумец, и запихивают его в психиатрическую лечебницу. А говорить ТАК, и говорить ЗДЕСЬ. В Париже, в Сорбонне, в центре цивилизации! В лицо всем этим «интересующимся» наукой, пришедшим на лекцию не с конкретной целью что-то узнать, понять, проникнуться, постичь, но пришедшим на представление, о котором говорить завтра будут все. Ну так получайте! Тучные, необыкновенно приличные «рантье», почитающие себя лучшими представителями цивилизации, светом ее и честью, на самом деле являющие собой ложь и лицемерие, возведшие в принцип двойные стандарты, где все можно одним, и лишившими права голоса, просто возможности заботы о себе и о будущих детях - других — во имя «приличий», «нравственности», «морали». Ну надо же! Как они вскинулись! Зашипели, что твои кобры. Была бы возможность, ядом своим заплевали бы доктора Руиса. А он хорош! Он хорош! Да нет, все, что довелось до этого слышать Этьену, не передает пронзительности и по-хорошему дерзкого великого, гениального безумия этого человека. Как забавно было Этьену наблюдать этот маленький апокалепсис. Он сам часто встречался в своих странствиях со случаями, когда священника звали прежде врача или вообще лечили молитвами, покуда человек не умирал. Что уж говорить о женщинах, если в «цивилизованных» странах понятие «человек» и «мужчина» однозначны, а женщина до сих пор не признается человеком церковью.
доктор Сальваторе: Сальваторе поднял обе руки, обратив ладони к залу, и под этим повелительным жестом шум стих. Собравшиеся впились в доктора глазами, и он с удовлетворением чувстовал, что все они - даже те,кто готов был растерзать его - с нетерпением ждут, чтобы он возобновил своюречь, готовые впивать каждое слово... - Итак, господа, полагаю, вы достаточно уяснили себе взаимосвязь материальных условий среды с наличием заболеваний, которые приняты называть врожденными, ибо человек приобретает их еще в утробе матери. Казалось бы, что тут можно поделать? На изменение бытийных условий нужны годы, на изменение косности сознания - иногда века... Научно-технический прогресс дает некоторую надежду на ускорение этих процессов, и медики, конечно, скоро станут авангардом человечества, наряду с инженерами, химиками, физиками, биологами. Прогресс - это прекрасно, и его не остановить, как бы этого не хотелось господам клерикалам и всем, кто призывает нас отказаться от достижений цивилизации и вернуться в средневековье. Но здесь есть опасность вместе с водой выплеснуть и ребенка. Да-да,господа,это самая точная метафора. Современные ученые, полагаясь на вновь открытые препарата и возможности хирургии, забывают, что излечение тела невозможно без деятельного участия той части сознания, которую принято называть душой. Поэтому я хочу сослаться на Библию. В этой поистине великой книге и в самом деле говорится обо всем на свете, в том числе и о врожденных заболеваниях,их причинах и возможностях профилактики. Бред? Натяжка? Ничуть нет. Вспомните Экклезиаста: "Нет ничего нового под солнцем". Вспомните о египетских младенцах, умерших в одну ночь... Кто-то скажет, что все дело в ангеле смерти, я же утверждаю, что ангелом смерти была назначена лихорадка Западного Нила, поразившая матерей - и в первую очередь ударившая по младенцам, находившимся на грудном вскармливании...Семитские младенцы оказались везунчиками, поскольку организм еврейских женщин оказался более вынослив и, вероятно, вырабатывал особые защитные вещества, который уничтожил причину заболевания. * Можно назвать это мифом, но господа консерваторы должны бы первые восстать против этого, поскольку ратуют за подлинность и достоверность Библии. Можно назвать чудом, и спорить о его причинах, я же скажу,что подлинное и совершенное чудо - сам человек, и возможности его организма! Я скажу, что как только медицину перестанут зажимать в тиски клерикальной морали, как женщин зажимают в тиски корсетов и прочих "приличий", как только врачи смогут свободно исследовать состояние беременных и рожениц, наблюдать их во время грудного вскармливания, изучать состав материнского молока и особенности его воздействия на организм младенца,делать выводы о причинах патологий, не боясь общественного осуждения - тысячи, даже сотни тысяч женских и детских жизней могут быть спасены! Он снова оперся на кафедру, пережидая шум в зале. Несколько человек встали и демонстративно вышли,но их места тотчас заняли те, кому не досталось свободного стула. - Что же еще говорит нам Библия? Она говорит нам о главной причине врожденныхзаболеваний - дети расплачиваются за грехи родителей. Будут ли господа клерикалы это оспаривать? Едва ли. Но будут оспаривать либералы,отрицающие само понятие "грех". Между тем грех в научном смысле есть ни что иное, как неправильное, невыгодное, эволюционно безграмотное, а значит - безнравственное поведение. Да, господа, новое поколение важнее предыдущего, и потому, все что полезно нашим детям, нравственно, а все что им вредит - безнравственно и грешно. Что же именно им вредит, что в поведение представителей предыдущего поколения провоцирует паталогии у представителей следующего? Позвольте перечислить: недостаточное питание и тяжелый труд женщин и детей в период полового созревания, чрезмерно ранние браки, браки между родственниками, в том числе между кузинами и кузенами - столь популярный союз в хорошем обществе, не правда ли, неравные браки - когда муж более чем на тридцать лет старше своей юной жены, а также пьянство, избыточное курение табака, или же опиума и гашиша, недолеченные венерические заболевания - и приводящие к ним беспорядочные половые связи... и это далеко не все,господа. ___________________________________________________________ * иммунитет еще не открыт, но исследования уже ведутся. Доктор делает революционные допущения.
Кэтрин Монтгомери: Кэтрин подалась вперед, ловя каждое слово. Благослови, Создатель, Адама Гэлбрейта и Энтони Фэйна, которые провели ее сюда. Благослови, Создатель, доктора Руиса, даже если он в Тебя не верит! Сейчас, в эту самую минуту, доктор произносит то, что приходило к ней самой обрывками мыслей, слишком бессвязных, чтобы быть даже записанными. Она лихорадочно закивала головой в ответ на слова Адама, но не обернулась, она вся была - там, как зритель на ступенях римского цирка. Наблюдая за битвой мрачного гладиатора с бесформенным чудовищем, состоящим из Общественного Мнения, Традиций, Христианского Долга и Сословных Приличий, c Библией в одной руке, с хлыстом - в другой, и с гангренозной гнилью тщательно скрываемых пороков внутри
Ребекка Кавершэм: Ребекка постоянно имела дело с женщинами и все эти неудачные браки, деспотизм в семьях и та мерзость, что скрыта за фасадом приличной семьи, была ей не в новинку. И видела, сколько детей погибает, не родившись или едва родившись. Даже в самых богатых семьях. А вот одну вещь доктор упустил. Ту, что проистекает из двойной морали. Скольких выкидышей можно было бы избежать, если бы не деспотизм мужей. Скольких бы детей можно было сохранить, если бы к женщинам относились бы по человечески, если бы браки заключались по любви, а не по безумно важным материальным и политическим соображениям, где женщина — разменная монета финансовых и политических сделок, которые, конечно же, не ее ума дело. И, скольких бы несчастий удалось избежать, если бы развод не ложился клеймом на женщин.
Энтони Фэйн: Фэйн переключил свое внимание с бурлящей в партере и на галерке толпы на сидящую рядом девушку. Наблюдать за ней было намного приятнее. Он склонился к мисс Монтгомери и сказал, стараясь говорить достаточно громко, чтобы она его расслышала в этом всеобщем гвалте: - Глядя на вас, мисс, можно подумать, что еще секунда - и вы устремитесь к кафедре, желая защитить нашего любезного доктора от несправедливых нападок. Не переживайте - этот "змий" сам неплохо о себе позаботится.
Адам Гэлбрейт: Реплика Энтони, адресованная Кэтрин, оказалась как нельзя кстати. Бросив уточняющий взгляд в сторону кафедры реальной, он быстрыми штрихами завершил рисунок с кафедрой, созданной его воображением. Змий... Да, именно так! Довольный полученным результатом, он показал рисунок Кэтрин.
Кэтрин Монтгомери: - Именно так. - она ухватилась за последнее слово, повернулась к Фэйну, улыбаясь с тонким оттенком мстительного удовольствия - Змий, который завораживает и пугает одновременно. Мудрый, опасный и.. ядовитый. Не думаю, что ему нужна помощь, как бы не пришлось спасать зрителей... Взгляните, лорд Гэлбрейт того же мнения. - она повернулась к Адаму, чтобы посмотреть рисунок, а затем предложила показать его и Энтони.
Энтони Фэйн: Фэйн посмотрел на рисунок Адама и, улыбаясь, слегка приподнял брови, словно говоря: "Вот видите, мисс! Все так и есть". Затем он кивнул в сторону кафедры и доктора, предлагая не отвлекаться от главного героя дня.
Джованни Карузо: Джованни потер виски, которые начали стучать самым неприличным образом - точно внутри его головы завелась маленькая наковаленка с очень трудолюбивыми кузнецами... Слова доктора Сальваторе Руиса про женщин звучали самым настоящим вызовом даже не обществу, а... мужчинам! В том месте, где доктор принялся перечислять условия, дурно сказывающиеся на здоровье беременной женщины, Джованни даже с места привстал и едва ли не во весь голос принялся ему возражать: - Ага! Это вы моей матушке повторите! Она меня родила под кустом в поле, одна, а перед тем жила сбором хвороста! А вот жены моей матушка была дама приличная, тяжельше иголки и в руках ничего не держала, так и померла родами, хоть вокруг нее и доктора с повитухами хлопотали! - но его возмущение потонуло в общем ропоте, поднявшемся в партере и гвалте с галерки. Только усатенький как-то недобро хмыкнул и скосил на него глазки, спрятанные за кругляшами линз, да плотный господин брезгливо отодвинулся подальше. Раздосадованный тем, что ему не удалось докричаться до лектора, Карузо сел обратно и, скрестив на груди руки, уставился на доктора с неприкрытым скепсисом: - Ну-ну, дурите головы простакам своими байками! А баб слушать - так они наврут такого, что и с лупой враки от правды не отличишь! А ничего, рожают себе, как миленькие, и детки выходят поздоровее, чем вы тут расписываете! А кто хилый, так он с самого начала не жилец, и Богу не угоден! Чего ж его лечить-то тогда? Ишь... еще и Библию сюда приплел, краснобай! Однако, через несколько минут Джованни уже поймал себя на том, что снова с интересом прислушивается к речам докторишки, и даже кое-в-чем находит их не совсем лишенными смысла...
доктор Сальваторе: Услышав дерзкий выкрик с места, доктор нагнулся вперед и слегка сощурил глаза, чтобы вернее высмотреть в полумраке амфитеатра того,кто столь темпераментно возражал ему на смеси французского с неаполитанским диалектом. Вскоре ему это удалось, и он с минуту пристально изучал крепкого и широкоплечего парня, с довольно тяжелым подбородком, но высоколобого и с живым взглядом. - Замечательное возражение, молодой месье в сером сюртуке и красном шейном платке... Замечательное тем, что мне приходилось его выслушивать не меньше тысячи раз - и, конечно, главным образом от мужчин, хорошо справляющихся с участием в первом этапе деторождения, то есть зачатием, но весьма смутно представляющим себе продолжение этого процесса. Скажите,молодой человек, а жива ли в настоящее время ваша матушка, родившая вас - как вы любезно сообщили - в довольно непростых условиях? Нет? Полагаю, что не сильно ошибусь, предположив, что она отправилась в лучший мир, когда вы были не старше десяти лет.О, возможно, возможно, что она умерла совершено здоровой, - Сальваторе язвительно улыбнулся. - Но опять же, на правах медика скажу вам, что тяжелая работа по сбору хвороста вызвала у нее опущение матки, отчего случились стремительные (и хорошо, если не преждевременные) роды, а стремительные роды без последующего лечения привелик развитию хронического воспаления, которое, в свою очередь, переродилось со временем в спайки и перитонит... Что же до вашей почтенной тещи, мне даже не надо видеть эту приличную даму, чтобы диагностировать анемию и слабость сосудов, спровоцированных - скорее всего - ношением корсета, о вредном влиянии коего на женский организм я говорил уже. На беременность, развитие плода,течение родов влияет множество факторов, и ношение неудобной тесной одежды, и невозможность принимать нормальную пищу из-за сдавления желудка убивают столь же верно, как изнуряющая работа. Вот почему и относительно здоровые крестьянки, и благородные дамы полностью равны, когда рожают. Тяжелые роды и их последствия - основная причина заболеваний, вызывающих преждевременное старение и раннюю смерть половины всех женщин, живущих на европейском континенте. И помочь здесь может только медицина. Медицина мудрая, не противоречащая природе, но идущая ей навстречу, сотрудничающая с ней... На ваш второй вопрос - а для чего вообще лечить тех, кто родился с паталогиями или нарушениями развития - я отвечу несколько позднее. Ну а вы пока поразмыслите вот над чем. Вам,судя по всему,повезло с наследственностью. Но родись ваш сын слабогрудым, или чахоточным, или хромым, или - с заячьей губой, оставите ли вы его умирать, или все же призовете на помощь медика, который способен настроить засбоивший механизм, исправить ошибку природы? Подумайте над этим хорошенько, молодой человек. Жизнь тем и хороша, что в ней есть и возможности, и решения чуть более сложные, чем "два умножить на два". Закончив это краткое отступление, Сальваторе вернулся к основной теме. - Ну что ж, господа, мы уже довольно подробно - для этой аудитории, где большая часть слушателей не являеося врачами - поговорили о причинах врожденных заболеваний. К вопросу профилактики я, опять же, вернусь несколько позднее. Теперь же настало время поговорить о некоторых распространенных диагнозах и о способах лечения таких больных. И - о, да - я наконец-то покажу образцы,коих так жаждут студенты -медики. Пожалуй, начнем с легких... С эими словами Сальваторе нагнулся и жестом фокусника достал из ящика банку с заспиртованными легкими...
Адам Гэлбрейт: На какое-то время Адам потерял нить этой спонтанно разгоревшейся дискуссии, но вовсе не потому, что его вдруг перестала интересовать обсуждаемая тема. Странным образом энергичные фразы доктора пробили брешь в его броне-коконе, и его устоявшийся, но уже несколько потрясенный за последний год внутренний мир в очередной раз столкнулся с миром внешним. Адам почувствовал фальшь. Понимая, что не может быть фальшивым все, что снаружи, он с горечью признал, что неправильность где-то внутри него самого. Устоявшаяся и такая привычная картина мира не выдерживала натиска поступающей информации и распадалась на куски. Больше всего Адама пугало, что эти куски никак не хотели складываться в какую-то новую, более точную картину. Он снова посмотрел на доктора как раз в тот момент, когда тот начал демонстрировать образцы.
Кэтрин Монтгомери: Услышав отповедь, которую доктор Руис устроил крепышу в красном шейном платке, Кэт захлопала в ладоши. За что удостоилась взгляда не доктора, но одного из "черносюртучных" господ, который недовольно зашевелил моржовыми усами. Доктор же, не теряя времени перешел к демонстрации наглядных пособий - на кафедре появился сосуд с заспиртованнми легкими. Кэтрин невольно дернула носом. - Завещал ли этот бедняга, свои органы науке..?
доктор Сальваторе: Доктор терпеливо выждал, когда смолкнут возгласы, выражавшие у одной части публики - одобрение, у другой - восхищение, но в обоих случаях пронизанные жгучим любопытством. Когда наступила тишина, он поставил на кафедру еще одну склянку с образцом. Это также были заспиртованные легкие, но очень маленькие. - Перед вами, господа, легкие двадцатипятилетней женщины, умершей от туберкулеза, бича нашего времени. Как известно, эта болезнь всеядна и не щадит ни бедных, ни богатых, но все же бедным приходится хуже, посколько они чаще всего не могут получить ни лекарств, ни усиленного питания, ни переменить климат на более благоприятный, ни даже бросить тяжелую работу, потому что иначе их ожидает голодная смерть. Теперь в аудитории повисла напряженная тишина: слушатели пытались понять, куда клонит лектор, и ожидали подвоха.Образцы в склянках притягивали взгляды... Сальваторе без смущения продолжал: слушателей следовал основательно подготовить к тому, о чем он начнет говорить в последней трети лекции, а пока была лишь середина. - Туберкулез особенно любит детские легкие - согласно исследованиям, из пяти детей, заболевших в возрасте от года до трех, до пятнадцатилетия доживает только один. А из пяти младенцев, родившихся от больных туберкулезом матерей, умрут все пятеро. Как и тот несчастный ребенок двадцатипятилетней женщины, чьи легкие теперь находятся во второй склянке, которую я имею честь вам показывать... Казалось бы, все просто и ясно: ребенок перенимает чахотку от больной матери, и вместо жизни ее молоко вливает в него смерть. Говорить об этом банально и даже в какой-то степени скучно, ибо о лечении туберкулеза написаны тома. Во всех этих томах, помимо прочего, красной нитью проходит мысль, что для окончательной победы над этой страшной болезни мало одних только усилий врачей, паров йода и внутривенных вливаний. Необходимо совершенное изменение санитарных норм, улучшение материальных условий жизни, особенно в промышленных районах, в бедных кварталах, где из-за большой скученности населения и дурного воздуха туберкулез носит характер эпидемии... Повторю еще раз: об этом говорить скучно, хоть и небесполезно. Сегодня я хочу рассказать вам об иных врожденных болезнях легких, которые лишь ошибочно принимают за туберкулез из-за схожести симптомов, но которые могут быть успешно вылечены как у детей, так и у взрослых. А если и не вылечены, то... дать богатый материал для исследований и того, что принято называть экспериментальным лечением. Пациенты с легкими формами заболеваний или благоприятным прогнозом обычно на него не соглашаются, зато умирающие ведут себя гораздо смелее. Позвольте добавить наглядности... Он сделал знак студентам, которые на сегодняшней лекции исполняли роль ассистентов, и те внесли и установили на сцене медицинский манекен - с открытой грудиной, позволявшей видеть "легкие"из раскрашенного папье-маше. На соседний стол водрузили еще несколько ящиков с образцами, покамест закрытых полотном...
Адам Гэлбрейт: Интерес ученого перевесил желание разобраться со своими собственными переживаниями - в конце концов они могут подождать окончания лекции. Адам подался вперед, не желая упустить хоть что-то из происходящего на сцене. Потом он вспомнил, что не один, и обернулся к Кэтрин: - Простите, мисс, кажется, я загораживаю вам обзор. Успокоив себя тем, что пара десятка сантиметров ничего не решают, он снова откинулся на спинку стула и перелистнул блокнот на чистый лист - делать пометки или, может быть, даже зарисовки.
Ребекка Кавершэм: Доктор Руис говорил, и говорил, и говорил. Ребекка была поглощена действием. Она никогда еще не слышала столь свободной речи, поперек, вопреки, вразрез всему что творится, говорится и считается вокруг. Впервые она слышала от мужчины такие речи. Заботиться о женщине. Другие это понимали как – дать ей кров, пищу, одежду. То есть женившись и приобретя себе красивый предмет мебели, который можно показывать гостям, гордиться экстерьером и родословной. Хорошо еще, если отношение нормальное или равнодушное. Хорошо, если не деспотичен. И она вспоминала родовую историю про своего деда, которую ей рассказывала когда-то леди Мешэм. Как когда-то дед привез из Европы красавицу испанку и как разлюбил ее. Как оставлял ее одну, уезжая в гости или на лисью охоту. Как она мучалась одиночеством в чужой стране. И как приставил к ней сиделку, мотивируя, что у жены совершенно расшатаны нервы, собирая урожай сочувствия у друзей. «Несчастный» свободный, не обязанный отчетом никому «страдалец». Вот странно. Впервые кто-то озаботился тем, что боязно, ужасно стыдно, страшно и не скажешь никому. Иногда женщины несли свой крест абсолютно молча, боясь обсуждать эту сторону своей жизни даже с матерью, свекровью, врачом. Терпя, терпя и еще раз терпя. И она вспомнила бледную маленькую мадам Дени, которая приезжала тайком от мужа, просто ища сочувствия и поддержки. И Ребекка принимала ее, и утешала, и молчала о ее будущем, говоря святую ложь, зная, что до осени эта девочка-женщина не доживет. А еще, глядя на месье Руиса она вспоминала о своей матери. Ребекка не помнила свою мать. Да и что может вспомнить младенец, чей первый вздох пересекся с последним вздохом матери. Ни лица, ни ощущений, ни любви. Только глухую смертельную тишину.
доктор Сальваторе: Следующую часть своей лекции доктор посвятил подробному и пространному рассказу о врожденных заболеваниях легких и дыхательных путей, поясняя каждый свой тезис с помощью образцов, цветных плакатов или формул, которые тут же писал на доске. Он мало пользовался сухой медицинской терминологией, приноравливаясь к уровню аудитории, и отдавал предпочтение красочным метафорам и примерам из жизни. Красной нитью через все его рассуждения проходила идея о взаимосвязи человека с окружающей его средой - биологической и социальной; он непринужденно сравнивал болезни тела с болезнями общества, показывал, что патологические процессы в мозгу и в теле человека и разного рода социальные язвы и уродства связаны и развиваются по одним и тем же законам. Он даже сделал смелое допущение, что распространенность туберкулеза, гнойных бронхитов и обструкций дыхательных путей в современной Европе связана с тем, что общество задыхается в косных, отживших формах взаимодействия, но социальная среда консервативна и готова скорее мучиться удушьем и не давать дышать своим детям, чем применить радикальные и новые методы лечения... - По счастью, господа, не только медики понимают это. Голос разума звучит все громче, и у медицины все больше сторонников - общество все же хочет вдохнуть полной грудью, и не передавать новому поколению гниль и тлен, как и разумная мать - выберет такое лечение, которое гарантирует здоровье ее младенцу. Но в том случае, когда болезнь матери настолько запущена, или есть основания подозревать у плода столь серьезную паталогию, что он не выживет сам и убьет мать - я должен поставить вопрос о допустимости по медицинским показаниям операции, за производство которой в настоящее время казнят. Да, да, вы не ослышались, господа. Я говорю о допустимости медицинского аборта... Крики возмущение, донесшиеся с левой стороны зала,стали такими громкими, что полностью заглушили голос доктора, в то время как на галерке и в правых рядах замерли, боясь пропустить хоть слово. Прогрессивно настроенные врачи и студенты повскакали с мест и принялись освистывать оппонентов; эта битва под сводами Сорбонны напоминала сражения классиков и романтиков, гремевшие тридцать лет назад в театральных залах. Сальваторе, созерцая весь этот хаос, оставался холоден и невозмутим. Когда какой-то господин подскочил к кафедре и возмущенно крикнул: "Детоубийца!", доктор снова начал говорить - ровно и негромко. И чтобы услышать его ответ, даже самые оголтелые крикуны замолчали. - Детоубийца - я? На моем счету, месье, больше спасенных детских жизней, чем на вашем счету - половых актов. Но я всегда прежде всего спасал их матерей - беременных,рожающих, кормящих... а также умирающих от безграмотного акушерства даже вернее, чем от последствий криминального аборта! Женщина - вот начало начал, хранительница памяти человечества, не сохранить женщины в родах - значит дважды убить саму жизнь! Разве церковное установление, запрещающее убивать ребенка ради спасения матери, но равно запрещающее и обратное действие - спасать ребенка ценой жизни матери, отменено? Соблюдение церковных правил в таких случаях приводит к смерти обоих... Но хорошо, что находятся смелые мужья, которые плюют на средневековые обычаи, и прямо говорят докторам:"Спасайте жену". Вы выступаете против абортов, однако с отвращением отворачиваетесь от уродов и калек, и едва ли так уж много жертвуете на детские приюты... и на детские гробики! Детоубийцы? А как назвать мужчин, которые имеют в роду сифилитиков, пьяниц, слабоумных, дегенератов, болеют сами, заражают своих жен, которые зачинаю и рождают детей с патологиями - но не желают останавливаться, и принуждают женщин рожать снова и снова - и снова хоронить? Я убежден, что если бы Гай Юлий, появившийся на свет путем операции сечения, не стал римским кесарем, медики до сих пор не имели бы права извлекать младенцев из утробы женщины, когда она не в состоянии разрешиться самостоятельно! Прогресс не остановить, господа. Прогресс - это не только увеличение продолжительности жизни,но и улучшение ее качества, в первую очередь для женщин и детей.
Кэтрин Монтгомери: Кэтрин едва сдержалась, чтобы тоже не вскочить с места, позабыв о том, что находится не одна, как и о том, что приглашена лично доктором, а потому не стоит вести себя как вспыльчивая школьница. Аборт! Перед ее глазами возникла судомойка Бетси, устало привалившаяся к кухонному косяку, около ее ботинок понемногу собирается лужица крови... а леди Сара с лестницы непривычно выоким голосом кричит "я немедленно зову полисмена!" Зеленщик, покинувший Бетси за неделю до этого, любезничает с цветочницей и Кэтрин тормозит кучера, чтобы нагнуться из коляски и любезно поинтересоваться, придет ли он на похороны матери своего неродившегося ребенка. Молодой адвокат, задержавшийся на три дня по делам, в первый день подносит горничной цветок, на второй она возвращается под утро, Кэтрин, то и дело засыпающая над книгой, видит в щелку двери растрепанную тень. Чуть меньше года спустя констебли находят в роще маленький трупик и увозят мать-убийцу. Молочница появляется у их дома то с постоянно растущим выводком пучеглазых, пугливых детишек, то хромая и с подбитым глазом. "Муж у меня хороший, только ревнует сильно..." А еще посещает нескольких девок в пригороде - делится с новой горничной кухарка. "Мужик здоровый, что ж ему, терпеть, пока родит?" А сколько подобных историй она, к счастью, не увидела, будучи в пансионе? - ...как назвать мужчин, которые имеют в роду сифилитиков, пьяниц, слабоумных, дегенератов, болеют сами, заражают своих жен, которые зачинаю и рождают детей с патологиями - но не желают останавливаться, и принуждают женщин рожать снова и снова - и снова хоронить? - спрашивает доктор и, когда он берет паузу, девушка задает немыслимый, непристойный вопрос: - Доктор Руис, возможно ли предотвратить опасную или нежеланную беременность, а не прерывать ее? Такой способ улучшения качества жизни Вы рассматриваете?
Энтони Фэйн: Фэйн посмотрел на Кэтрин с большим интересом: с большим, чем он обычно реагировал на столь изысканное сочетание женской красоты и ума. В случае с мисс Монтгомери к уже привычным "ингредиентам" добавлялись еще несколько более редких, и оттого, по-мнению Фэйна, более ценных: смелость, дерзость и азарт. - Браво, мисс! - он надеялся, что девушка не воспримет его искреннее восхищение как насмешку.
Кэтрин Монтгомери: Услышав нежданный комплимент от мистера Фэйна, Кэтрин быстро обернулась к нему. Молодой человек смотрел без насмешки, о, скорей напротив, и Кэт улыбнулась ему, как сообщница: Браво, Энтони Фэйн!
Адам Гэлбрейт: Адам восхищался тем, с какой уверенностью, невозмутимостью и легкостью доктор Руис затрагивал одну табуированную тему за другой. Он восхитился смелости и решимости, с которой Кэтрин озвучила очередной "неудобный" - похоже, больше для остальных слушателей, чем для самого доктора - вопрос. Его восхищало, с каким спокойствием за происходящим наблюдал Энтони. Помимо восхищения он испытывал еще одно чувство: очень похожее на то, что обычно принято называть завистью, оно все-таки таковым не было - скорее страстное желание уметь так же говорить о том, что гложет и беспокоит. У кого бы спросить, врожденное ли это, или этому можно научиться? Но чтобы спросить, нужно переступить... через себя?
Этьен Д'Эстрэ: --Не, ну надо же, какая нестыдливая красотка,- засмеялся Дженнаро и хлопнул себя по колену. Садхир укоризненно развел руками, посмотрел на друга, открыл было рот, закрыл, досадливо поморщился и махнул рукой. Манерами и изяществом Дженнаро, безусловно, напоминал слона. Но был добродушен, необидчив, правда слова срывались часто я языка раньше, чем рассудок успевал их догнать и что-то из уже вырвавшихся рассуждений причесать по пути. И Этьен с восхищением посмотрел наверх. Действительно, девушка была довольно симпатичной, а восторг в глазах и некоторое возбуждение, вызываемое речами профессора, придавали ей дополнительную живость и прелесть. О, да она была в окружении эскорта! Ну надо же! Да, такому бриллианту нужна подобающая оправа. Рыжеволосый молодой человек производил приятное впечатление. Вероятно, добр, и, вероятно, начитан, и, вероятно, сведущ в науках. Ну надо же! Он еще и художник. А внимание второго мужчины направлено на соседку. Явно она ему нравится. Да и кому не понравится живая, настоящая, яркая натура. А выглядит он черезчур уверенно. Словно все про всех знает. А когда откидывается на спинку стула и, оглядывает зал — смотрит так, будто видит всех насквозь. Он забавен, и, пожалуй... Да, любопытный... Очень любопытный тип. Видимо, прагматичный , хотя — черт его знает, что у него на уме. А Этьен любовался прелестной амазонкой, не боящейся этой стоглавой гидры — общества разъяренных мужиков, яростно свернувших шеи и бешено возмущающихся падением нравов и бесстыдством нынешней молодежи. Разве благовоспитанная женщина бы посмела! А вот нате-ка, господа хорошие! Для того, чтобы в мире было согласие — надо слушать друг друга. И голос есть у всех. И все имеют право им воспользоваться. И — все — обязаны выслушивать оппонента, даже если они не согласны. Ну да, конечно, мало кто здесь помнит старика Вольтера. Хотя, конечно, он не имел в виду дам. ------------------------------------------- "Я могу быть не согласным с Вашим мнением, но я готов отдать жизнь за Ваше право высказывать его." Вольтер
доктор Сальваторе: Доктор Сальваторе, услышав звонкий и смелый женский голос из ложи, слегка приподнял левую бровь, что служило у него знаком наивысшего одобрения. Он повернул голову в сторону мадемуазель Монтгомери, и проговорил без тени улыбки: - Если вы внимательно слушали меня, сударыня, то наверняка обратили внимание, что я уже неоднократно обращался к теме профилактики и описывал способы предупреждения болезней. Разумеется, предотвратить нежеланное состояние легче и проще, чем бороться с наступившими последствиями. Разумеется, беременность можно - а иногда и нужно! - предотвращать. Наверняка большинство мужчин в этом зале известны такие способы... Наверняка многие из них тайно молятся на изобретение вашего соотечественика, доктора Кондома, но скорее умрут,чем прищнаются в этом публично. Публично они осудят меня и моих коллег, за то, что мы, по их утверждению,"учим женщин не рожать, и тем подталкиваем их к разврату". Сальваторе переждал новую бурю восклицаний,и продолжил развивать свою мысль: - Беременность - естественное состояние для женского организма, однако,как и все, что воздействует на тело, она может быть, во-первых, нежеланной, во-вторых, несвоевременной, в-третьих - болезненной и опасной. В последнем случае ее можно - а иногда и нужно! -прерывать. Я утверждаю это категорически и свидетельствую всем своим врачебным опытом. Еще замечу, что в случае врожденных патологий, природа иной раз идет навстречу женщине и сама отторгает плод, с которым что-то не так. Но это бывает лишь до двенадцатой недели беременности. Чем больше срок беременности, тем больше счилий прикладывает природа, чтобы сохранить будущее потомство...Вот почему с определенного момента мать с большей готовностью примет собственную смерть, чем смерть своего ребенка. Разумное отношение к зачатию позволит избежать многих бед и смертей. Сальваторе улыбнулся. - Позволю себе немного развлечь вас, господа, и привести несколько исторических примеров,которые докажут, что древние греки и римляне - а они в иных вопросах были куда умнее нас - понимали, как важен контроль над рождаемостью и профилактика нежелательных зачатий. И находили для этого разнообразные средства,порой весьма остроумные. К примеру, царь Минос, за 3000 лет до Рождества Христова... Царица Пасифая заколдовала мужа в связи с его постоянными изменами так что его извергнутое семя превращалось в змей и скорпионов, которые тут же набрасывались на незадачливую любовницу. Как медик, предположу, что змеи и скорпионы - не более чем метафора, означающие какое-то заболевание или опасное вещество, выделявшееся из семени царя... Однако царь нашел выход из положения — мочевой пузырь козла был помещен во влагалище его очередной любовницы и все прошло успешно. Женщина осталась жива, а Пасифая ни о чем не догадалась. Вы скажете,что это миф. Но есть и другие примеры. Достоверно известно, что римские легионеры использовали для изготовления презервативов мускульную ткань убитых вражеских воинов. А полководцы древнего Рима заботились о заготовке на время длительных походов и выдавали солдатам высушенные кишки домашнего мелкого скота для использования в том же качестве... Женщины защищались от нежелательных зачатий путем уже упомянутых мочевых пузырей скота. В наше время существует значительно больше средств и способов, да вот беда: о них мало кому известно, особенно в простгнародной среде. И церковь, вкупе с блюстителями общесвенной морали, строго следят, чтобы эти сведения не распространялись. Ну еще бы, как можно предоставить женщине свободу решать, когда и от кого рожать! Чего доброго, они захотят еще и в университетах учиться, не так ли мадемуазель?!
Джованни Карузо: Джованни слушал доктора со смешанными чувствами - с одной стороны, его восхищала та лихость и отвага, с какой тот вещал о столь сложных и деликатных темах, с другой стороны - Карузо начал немного смущаться собственного невежества в затронутой лектором теме, особенно после того, как Сальваторе Руис точно и обоснованно ответил на его возмущенное, но совершенно неуместное и глупое, как оказалось, замечание. Было досадно, что доктор рассказывал об вещах, покрытых для большинства мужчин завесой женской тайны, как о чем-то, во что он сам был прекрасно посвящен - оно и неудивительно, раз он доктор и есть! Но при этом Руис не сыпал умными словечками, не наводил тень на плетень, но наоборот, жестко и ярко освещал эти самые тайные уголки, не оставляя присутствующим в зале мужчинам никакого укрытия в виде тьмы незнания или сумрака невежества. И как-то так у него выходило, что Джованни сам себя поймал вдруг на чувстве вины и стыда за свое небрежное обращение с Констанцей, когда она уже носила их дитя. Да, он из кожи вон лез, чтобы раздобыть денег на пропитание и повседневные нужды, и уставал так, что у него часто не оставалось сил на доброе слово или иное проявление заботы о любимой женщине и будущей матери... Но тут он снова вспомнил их встречу накануне лекции и решил, что у женщины в запасе всегда будет в избытке средств, чтобы не остаться в одиночестве и без помощи мужчин - не мужа, так любовника или покровителя... И он отмахнулся от вины и стыда за прошлое, решив, что каторгой и своим нынешним появлением в Париже уже искупил свои прегрешения, а вот Констанца, похоже, взялась за прежнее... Когда речь зашла вдруг про средства предохранения от нежеланной беременности, Джованни поискал глазами в зале маркиза, который тоже был тут, и имел несчастье попасться ему на глаза как раз в момент общения с Констанцей... Вот было бы любопытно узнать - не ради ли этих откровений пришел сюда этот хлыщ? Может, они уже вовсю практикуются в таком богопротивном деле, как раз на от случай, чтобы внезапно объявившийся муж не спрашивал, откуда у его жены взялись дети в его отсутствие? А что, очень удобно - и удовлетворить низкую похоть, и не обрюхатить чужую жену! Но маркиза не было видно в рядах бледных от гнева или раскрасневшихся от азарта или стыда лиц, и Карузо разочарованно вернулся к созерцанию доктора на его бастионе...
Энтони Фэйн: Фэйн с интересом наблюдал за расщеплением интереса мужчин, собравшихся в лекционном зале. Большая часть слушателей по-прежнему следила за словами и действиями доктора Руиса, но были и те, чье внимание на какое-то время отвлекла на себя мисс Монтгомери. Если до сих пор кто-то из любопытствующих лишь отметил для себя присутствие молодой девушки на столь скандальном даже с мужской точки зрения мероприятии, то сейчас они могли "с полным правом" позволить себе разглядывать прекрасную нарушительницу установленных обществом границ. Как охотник, чей опытный глаз безошибочно определяет, какой лист покачнулся от резкого ветра, а какой потревожила притаившаяся куропатка, Фэйн без труда различал тех, кто либо выражал свое восхищение открыто, либо безуспешно и неумело пытался спрятать его под маской ханжеского негодования. Видел он и тех, кому не было никакого дела до сказанного девушкой, ибо "не женское это дело", но "почему бы не воспользоваться моментом и не посмотреть на симпатичную даму?". Этих он считал безобидными. Но были и такие, кто вызывал в нем острое желание вспомнить о своих дуэльных пистолетах. Он называл их "ценителями". Любители рассматривать каждую женщину с точки зрения фермеров, расхаживающих по сельскохозяйственной ярмарке - того и гляди торговаться начнут, сбивать цену, ссылаясь на то, что излишняя разговорчивость и дерзость - недостаток, за который положена значительная скидка. Каждый раз, когда он видел на чьем-то лице такое оценивающее выражение, ему хотелось украсить лоснящуюся от избыточного самомнения щеку как минимум хорошей пощечиной.
Кэтрин Монтгомери: - Именно так, синьор Руис! - ответила Кэтрин, хотя, по всему, реплика доктора была риторической. И прибавила, выбрав своей целью особо маслянистые глаза в ложе напротив - Может они и не знают про Катона, но побаиваются, того же, что и он... * Она покосилась на Фэйна, но тот пристально и как-то недобро рассматривал сидящих в зале и, кажется, ее не услышал. А ведь из-за Кэтрин и ее спутники стали объектами пристального внимания - мысль пришедшая в голову слишком поздно. И если старший из них выглядел человеком, которому до общественного мнения было мало дела, то Адаму злые языки могли повредить. Как странно... граф Гэлбрейт старше ее, титулован, блестяще образован и умен, но Кэтрин не впервые ловит себя на чувстве, что его хочется защищать. - Милорд..? - сейчас Адам был безучастен к бушеванию аудитории, к словам доктора Руиса, к своим соседям... позабытый блокнот лежал раскрытым. Кэтрин вдруг испугалась: сейчас он напоминал больного, которого оперируют - бледен, тонкие губы побелели и плотно сжаты, сосредоточен, как будто зажимает в себе неизбежную боль**. - Адам..? - она осторожно дотронулась до его локтя, а другой рукой ощутимо толкнула в бок Энтони Фэйна, привлекая его внимание к другу. _____________________ * В период с 509 г. до н.э. по 27 г. до н.э. просуществовала Римская Республика. С 215 г. до н.э. по 195 г. до н.э. в ней действовал закон - Lex Oppia, - специфически и детально устанавливавший разнообразные ограничения для женщин (нельзя носить больше золотых украшений, чем предусмотрено законом, нельзя носить одежду ярких цветов, нельзя самостоятельно управлять повозкой и т.д. и т.п.). В 195 г. до н.э. закон решили отменить, из-за чего в сенате были дебаты. Катон Старший (тот, который считал, что Карфаген должен быть разрушен) яростно сопротивлялся отмене, восклицая с непосредственностью не слишком умного плебея: "еxtemplo simul pares esse coeperint, superiores erunt" - "Как только они поймут, что на самом деле равны нам, они возвысятся над нами"… ** согласовано
Энтони Фэйн: Фэйн посмотрел на друга, нахмурился и попросил Кэтрин поменяться с ним местами.* - Адам, что происходит? На Вас буквально лица нет, - он бросил взгляд на блокнот, лежащий на коленях молодого человека и удивленно приподнял брови: страницу заполняли тщательно прорисованные клетки для птиц, пустые и с обитателями.* - Здесь очень душно, мне нужно ненадолго выйти из зала. Поняв по глазам Адама, что истинную причину тот не скажет, Энтони достал из кармана часы, открыл крышку и засек время: - Если через десять минут вы не вернетесь, мы с мисс Монтгомери отправимся вас искать. Адам, прошу, не заставляйте нас волноваться еще больше. Проводив Адама до выхода, Фэйн вернулся к Кэтрин: - Он немного подышит свежим воздухом и снова к нам присоединится, - заверил он девушку, а про себя добавил: "Я очень на это надеюсь." ____________________ *все согласовано
доктор Сальваторе: Сальваторе заметил и небольшой инцидент в ложе, где сидели его гости, и рокировку Фэйна с последующим маневром. Он проводил внимательным взглядом молодого человека, удалившегося из зала - несчастный был бледен как смерть и едва ли не шатался, как хрупкая веточка под порывами ветра. Фэйн заботливо поддерживал его... но все-таки возвратился в ложу, где ждала смелая и умная девушка. "Физически здоров - ну разве что небольшая дистония от напряженных занятий, однако то, что принято называть душой, смертельно страждет... И неудивительно: его мозг и эндокринная система полностью сбиты с толку. Нужно будет побеседовать с Фэйном наедине; меня, право, занимает этот его ангел с возрожденческой фрески". Сделав эту мысленную пометку, доктор снова вернулся к прерванной лекции: - Ну что ж, теперь, когда я несколько удовлетворил любопытство относительно гениталий, вернемся к легким. Все же, прежде чем думать о размножении, живым существам необходимо дышать. Без кислорода, вдыхаемого через нос и проходящего через легкие, или поступающего через пуповину, невозможно функционирование мозга, сердца и других органов. Легочные заболевания довольно трудно поддаются излечению, не говоря уж о врожденных патологиях - основной моей сегодняшней теме. Как же быть, если ребенок появился на свет с уже поврежденными легкими, однако, благодаря любви родителей и таланту наблюдавшего его доктора, сумел выжить и живет? Больной, страдающий, но живой. Неужели его смерть только отсрочена, неужели он обречен в течение всех отпущенных ему лет бороться за каждый вздох, который будет даваться все более и более трудно - а под конец легкие все равно откажут, заполнятся жидкостью, забьются слизью, и приведут к мучительной смерти от удушья? До недавнего времени так и было, и даже лучшие доктора были бессильны в запущенных случаяхх дыхательных патологий. Но мои опыты, которые я веду на протяжении последних десяти лет, доказывают, что добиться излечения можно. Хоть и весьма необычным способом Он снова сделал нак своим помощникам. Те подняли и осторожно поставили на стол большой ящик, плотно закрытый тканью.
Адам Гэлбрейт: Душно было не снаружи, а внутри. Адам стоял в коридоре напротив входа в аудиторию и смотрел в окно. Он был очень благодарен Энтони за то, что тот в очередной раз все понял правильно и дал ему возможность побыть одному. Адаму очень не хотелось возвращаться в лекционный зал, но если он сейчас этого не сделает, Энтони сдержит свое обещание и пойдет проверять, все ли с ним в порядке. И мисс Монтгомери уведет с собой - не оставит же он ее там одну. Но это неправильно! Кэтрин так хотела попасть на эту лекцию... На выходе из здания он попросил служащего университета принести ему бумагу и карандаш, написал короткую записку и попросил отнести ее в аудиторию, где читает лекцию доктор Руис. Он подробно объяснил, как найти там мистера Фэйна, и вышел на улицу, намереваясь взять экипаж и отправиться в гостиницу, где они с Энтони остановились.
Кэтрин Монтгомери: Фэйн вернулся один, и Кэтрин, позабыв о лекции, развернулась к нему всем корпусом: - Что с ним..? И почему вы оставили его одного? - Когда он просит оставить его одного, лучше так и делать. Поверьте мне, мисс Монтгомери.* Кэтрин понимающе кивнула, однако после этого несколько минут сидела как на иголках и видела, что Фэйн тоже то и дело посматривает на часы. ______________ *согласовано
Энтони Фэйн: Служащий появился в их ложе как раз в тот момент, когда Фэйн уже собирался предложить Кэтрин ненадолго выйти из аудитории. Прочитав записку, он вырвал чистый лист из блокнота Адама и молча написал несколько инструкций. Он приложил к листку пару монет и передал все ожидавшему дальнейших распоряжений служащему. Тот быстро пробежал глазами по написанным четким и твердым почерком строчкам, кивнул и вышел. Фэйн наклонился к Кэтрин и пояснил: - Адам написал, что очень устал и поехал в отель.* Я попросил этого человека отправить кого-нибудь вслед, чтобы уточнить у портье, прибыл ли лорд Гэлбрейт и, если да, то как он себя чувствует, - предугадывая возможный вопрос, он добавил: - Не волнуйтесь, мисс. Лучше так, чем унижать его излишней опекой. ________________ *согласовано
доктор Сальваторе: Доктор снял полотно, и оказалось, что под ним скрывается вовсе не ящик, а довольно большая клетка, где сидела среднего размера обезьяна. По залу снова прошел гул: сбитые с толку слушатели выражали недоумение, какое отношение это уродливое создание имеет к излечению врожденных заболеваний? -Это животное, господа, - проговорил Сальваторе, - Имеет все шансы стать Колумбом медицины.С тех пор, как сэр Чарльз Дарвин довел до научного сообщества свою теорию происхождения видов, и объяснил необыкновенное сходство между человеком и обезьяной их эволюционным родством... В ложах на левой стороне поднялись такие крики, что некоторое время их не могли заглушить даже студенты с галерки, но вскоре волна возмущения подалась под напором бурного одобрения сторонников медицинского прогресса. - ...С тех пор я занялся опытами с обезьянами. Обезьяны и люди имеют сходное строение тела, органы обезьян функционируют сходным образом с органами, соответственно, обезьяньи и человеческие недуги столь схожи, что, излечивая первые, можно найти и средства излечения вторых. Дополнительный плюс использования обезьян в качестве подопытных пациентов - в процесс лечения не пытается вмешиваться ни церковь, ни полиция. Доктор открыл клетку и поманил обезьяну. Зверек, напуганный шумом, все же неохотно вылез и проворно вскарабкался к Сальваторе на руки. - Эта обезьянка - я назвал ее Озирис - родилась с врожденным заболеванием легких. Мать также болела и погибла вскоре после рождения детеныша. Озирис кашлял кровью и был обречен на медленную смерть от удушья. Легкие его постепенно отказывали. Наблюдая за ним, я перепробовал различные средства - пары йода, эфирные примочки, ванны, внутривенные вливания. Но все это лишь несколько ослабляло симптомы болезни и поддерживало истощенный организм. И тогда я решился на опыт, который подробно описал в теории, но не никогда прежде не осуществлял на практике. Я решил пересадить этой обезьяне легкие здорового сородича, погибшего в результате травмы.
Энтони Фэйн: Фэйн наблюдал за демонстрацией, устроенной доктором, с большим интересом и некоторой долей иронии. "А вы в своем репертуаре, Сальваторе - не устаете тыкать Создателю в его собственные промахи. Браво!" Он скользнул презрительным взглядом по соседним ложам, которые перекипали возмущением и ненавистью как оставленное на огне без присмотра варево, и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: - Глядя на этих... господ, понимаешь, что господин Дарвин был чертовски прав и даже в чем-то польстил обезьянам.
Кэтрин Монтгомери: - Вы о том, что обезьяны забрасывают палками и гнильем тех, до кого боятся дотянуться? - Кэтрин переводила взгляд с Фэйна на доктора Сальваторе и обезьянку на его руках, которая выглядела куда как спокойней некоторых.. господ. - Так рассказывают те, кто бывал в джунглях.
Энтони Фэйн: - Поверьте, мисс Монтгомери, поведение обезьян в джунглях, как правило, вызвано реальной угрозой для их жизни, тогда как эти... - Фэйн едва заметно кивнул в сторону соседней ложи, - "мужественно" противостоят угрозам вымышленным, упуская при этом реально существующие опасности. Только, к сожалению, жертвами их "противостояния" становятся не они - потому и не учатся эти "борцы" ничему, столетие за столетием.
Кэтрин Монтгомери: - Как же мне сегодня неприлично везет на людей, с которыми смотрим в одном направлении. - Кэтрин пристально посмотрела на своего соседа, гораздо более пристально чем за все время их знакомства, и вдруг прибавила - А вы и сами были в жарких странах, не так ли?
Энтони Фэйн: - Маврикий и Южная Африка достаточно жаркие страны, чтобы ответить утвердительно на ваш вопрос, мисс? - улыбнулся Фэйн, - Вы правы, эта обезьянка не единственная, которую я наблюдаю вживую. И очень жаль, что лорд Гэлбрейт не услышит эту часть лекции доктора. Надеюсь, вы не откажетесь потом пересказать ему основные моменты?
Кэтрин Монтгомери: - Это было приглашение от лица лорда Гэлбрейта? - улыбка снова тронула уголки губ девушки - В таком случае я надеюсь что милорд повторит его лично, когда почувствует себя лучше, и с удовольствием приму его. Но сейчас давайте вернемся к лекции, чтобы у меня была возможность пересказать подробности лорду Гэлбрейту -небольшая пауза - А также услышать от Вас о Маврикии, о Южной Африке... и других дальних краях.
Энтони Фэйн: Фэйн прищурившись посмотрел на девушку, но ничего не ответил, только достал из кармана свою визитку и написал на обороте название отеля, где они с Адамом остановились. Приписав внизу: "Очень хороший ресторан", он передал визитку Кэтрин и демонстративно повернулся к сцене.
доктор Сальваторе: - Вы что, хотите нас уверить, что в самом деле пересадили этой твари легкие?! Живые легкие - от другой твари, котороая умерла?! Это же самое настоящее шарлатанство, Сальваторе Руис! Шарлатанство и богохульство! Я удивлен, как вас вообще допустили на эту кафедру! - кричал, размахивая руками, невысокий толстый человек в сером костюме.В нем можно было узнать довольно известного пракикующкго врача и владельца нескольких крупных аптек. - Вы порочите традиционные методы лечения, но взамен предлагаете нечто изуверское !И при этом смеете сравнивать нас с обезьянами! - крикун не замечал, что со стороны выглядит донельзя комично, и сам напоминал обезьянку, скачущую под пальмой. - Я понимаю, понимаю ваше желание вложить перст в раны ....эээээ...Озириса, - усмехнулся доктор. - Ну так иди сюда, месье неверующий, и убедитесь сами:послеоперационные шрамы хорошо прощупываются. Можете также прослушать грудь Озирису, и убедиться по характерным шумам, что грудную клетку недавно вскрывали. И наконец, я готов предоставить полный документальный отчет о моем эксперименте, застенографированный по дням, часам и минутам, дополненный фотографическими снимками, сделанными на всех этапах, и свидетельствами очевидцев. Есть среди вас желающие? Смятение в зале достигло предела, и если бы не вмешаельство декана факультета - формального хозяина мероприятия, представлявшего интересы Сорбонны - могло перерасти в потасовку. Декан выскочил на сцену, поклонился Сальваторе,и, напрягая связки, прокричал: - Господа, господа! Прошу вас, проявите уважение к университету! Доктор Сальватое Руис представил интересный, крайне интересный доклад, и не менее интересные...ээээ... наглядные подтверждения своих опытов. Я уверен, что теперь у нас у всех появились поводы для статей, ответных лекций, и научной полемики! Доктор Руис даст всем желающим частные консультации... А пока что я от имени университета приношу глубокую благодарность нашему гостю... и объявляю лекцию окоченной! Браво, месье! Вы превзошли сегодня и Гиппократа,и Цицерона! - он зааплодиовал, подавая всем прочим наглядный пример. Сальваторе, прекрасно понимающий, что ему попросту заткнули рот, принял похвалу с мрачной улыбкой. Когда аплодисменты стихли, он вкрадчиво проговорил: - Теперь, господа, как я и обещал в начале, вы можете задавать ваши вопросы.
Энтони Фэйн: - Доктор Руис! - Фэйн подался вперед, облокотился на перила, но подыматься с места не стал, - В свете того, что Вы нам только что столь блестяще продемонстрировали, исследованиям какого органа, по-вашему, нужно уделить внимание в первую очередь: уже упомянутым Вами легким, печени, почкам, сердцу, или... - он снова откинулся назад и завершил свой вопрос только для Кэтрин: - или все-таки мозгам? Их ложа уже успела снискать себе славу источника "возмутительных" вопросов. Озвучивать на всю аудиторию еще и накопившийся за время лекции сарказм - только лишний раз потревожить этот улей и окончательно сорвать доктору лекцию, пусть даже на завершающей стадии. Сальваторе умен и знает своего приятеля достаточно долго, чтобы правильно "дослышать" его вопрос.
Этьен Д'Эстрэ: --У меня тоже есть вопрос, доктор, - встал со своего места Этьен, - Вы все это время говорили о болезнях детей, их смертях и причинах, их порождающих. У меня вопрос такой. Скажите, доктор, как Вы думаете, откуда у людей появляются таланты? Кто-то становится великим живописцем, кто-то - гениальным полководцем, кто-то композитором, коструктором. Что, по Вашему мнению, способствует тому, чтобы родился гений? Ведь рождаются они и в богатых, и в бедных семьях. И еще, если позволите. У меня есть другой, не менее интересный вопрос. Бывают, рождаются люди с необычными способностями. И тут даже не поймешь, как их назвать. Одни в момент осваивают иностранные языки. Другие могут, заглянув в книгу, цитировать ее тут же наизусть, но... я даже не об этом. Некоторые способности не то, что необычны, они странны, вредны, пугающи. Люди суеверны. Они хотят знать прошлое, будущее, то, что происходит с их отсутствующими близкими. И тут вдруг появляются так называемые ясновидящие, которые выдают им соответствующую информацию. Как Вы считаете, есть ли ясновидящие на самом деле или нет? И, если они существуют, по Вашему мнению, талант ясновидение или уродство?
Ребекка Кавершэм: Ребекку будто хлестнули плетью. Бернар... Как мог... Так... Оскорбление... Она была взбешена. Она вскочила. Все кричали, шумели, поддерживали и возмущались одновременно. Возмущались, срываясь на визг. --Чтооо? -- вскричала и вскочила Ребекка. И откуда-то взялся в легких воздух, чтобы перекричать толпу. И все смолкли. И она стояла, месье Обри встревоженно одергивал ее: "Артур, ну что Вы, Артур". -- У меня тоже вопрос, месье Руис, - четко сказала Ребекка, окатив ледяным взглядом Бернара. Потом опомнилась и посмотрела на доктора. --У меня вопрос, доктор. Да, есть не только люди, рождающиеся с уродствами и недостатками, у кого-то есть и таланты. Скажите, могут ли женщины обладать талантами, которые проявляются у мужчин. Которые-считаются-чисто-мужскими. Математика, медицина, право, финансы. Спасибо.
Кэтрин Монтгомери: Кэтрин снова повернулась к Фэйну - ее колкий ответ задел его, но не настолько, чтобы демонстрировать это все время, которое можно потратить с большей взаимной приятностью и пользой. Она уже хотела поддержать вопрос и с нетерпением ожидала, что ответит доктор Руис, как тут в той части зала где сидела мадам Флоранж, развернулась небольшая перепалка - на сей раз между зрителями. Смелая женщина, - нельзя не отметить, - помимо того, что надела мужское платье, она решилась привлечь к себе внимание аудитории, где наверняка сейчас полно репортеров. И, о, конечно, извечная тема... - О, небеса..! - Кэт выпрямилась в кресле, на секунду скомкав подол своей безупречной юбки. - Мужские науки.. женские науки... Да возьмите девочку из колыбели, воспитав ее как мальчишку - и будет мальчишка! Дух неподвластен плоти, разве не тому учат нас господа викарии..? - она кивнула на черную сутану, маячившую в рядах "почтенной" публики.
Энтони Фэйн: - Интересная мысль, мисс Монтгомери, которая стоит отдельного разговора. Мне, например, было бы интересно понять, кому и зачем могло бы прийти в голову ставить такие "воспитательные" эксперименты над живым человеком.
доктор Сальваторе: - Отлично, господа, отлично, - доктор усмехнулся. - Я очень рад, что моя лекция неусыпила вас. Напротив, взбодрила настолько, что вы засыпаете меня вопросами. Я отвечу всем, но, с вашего разрешения, сделаю это в порядке очереди. Итак... Он повернулся к ложе, где сидели Фэйн и юная мадемуазель с горящими глазами: - Изучать органы по отдельности столь же бессмысленно, как пытаться сварить суп из одной горошины. Человек - это система, сударь, сложнейший механизм, истинное чудо природы, и я сторонник системного подхода и к лечению, и к изучению возможностей организма. По отдельности органы просто красные и скользкие куски мяса, вместе же - симфония, альфа и омега, универсум, внутри которого заключены все пороки и все добродетели... может быть, и пресловуое царство божие скрывается где-то между гипоталамусом и гипофизом. Что же касается мозга,- доктор иронически улыбнулся, - его истинные возможности до настоящего времени темны даже для науки. Но меня всегда удивляло, что многие длостойные люди, умудряются дожить до седин, в почете и уважении, не используя голову ни для чего иного, кроме поглощения еды... Полагаю, что я сказал достаточно, сударь. Его внимание переключилось на других слушателей. Молодой человек в элегантном костюме поинтересовался условиями для рождения гения, и Сальваторе мысленно поаплодировал ему: "Браво, месье, вы не считали ворон, вы в самом деле старались постичь суть моих рассуждений... Ну что ж, получите ваш ответ". - Рождение гения - скорее случайность, чем закономерность, месье. Произвольная величина в сложной математической комбинации. Или, если угодно, воля Провидения, не объясняющего своих поступков. Наследственная предрасположенность или образ жизни родителей не влияют сами по себе на зачатки гениальности, однако факторы воспитания и условия материальной среды более чем важны: от них зависит, прежде всего, физическое выживание гения, а затем - и развитие его дара. Однако долгие годы наблюдений позволяют говорить о гениальности как об определенной аномалии развитии... Понимаете ли, все, что попадает в критерии нормы - биологические ли, социальные ли - это всегда усредненные показатели.Гений в любом случае выше среднего значения. Но не секрет, что гений и безумство всегда ходят рука об руку, и зачастую великий дар, который мы зовем гениальностью, сопутствует с тяжелой болезнью, физической или душевной. Так, Александр Македонский, Цезарь и Наполеон страдали эпилепсией, Леонардо да Винчи и Микеланджело были гомосексуалистами и психопатами, Паскаль и Ньютон - были жертвами хронической мигрени,у Моцарта была дислексия и расстройство личности... и так далее. Я не утверждаю, что болезнь определяет гениальность, но проявлениям гениальности та или иная болезнь сопутствует всегда. А теперь о ясновидящих... - Сальваторе прервался, чтобы сделать глоток воды и заодно понаблюдать - зал представлял собой наредкость интересное зрелище. - Ясновидение - это феномен, о котором спорили еще древние греки. Тогда способность видеть прошлое и предсказывать будущее считалась даром богов. Позднее это свойство стали приписывать либо нисхождению святого духа, либо одержимости дьяволом. В эпоху Просвещения ясновидение сперва объявили шарлатанством, а после заинтересовались им как научным явлением, которое может быть объяснено. Для подробного рассказа мне нужно будет прочесть отдельную лекцию, поэтому я ограничусь тем, что выскажу собственное мнение. Отбросив десятки шарлатанов, которые просто морочат публику своими фокусами, оставим в стороне женщин, больных истерией, и лишь воображающих, что могут предсказывать будущее.И в сухом остатке получим: да, ясновидение - это своего рода аномалия, отклонение в развитии психики. Эта аномалия может проявляться спонтанно (что чаще происходит у женщин) или быть системным и постоянным симптомом, осознанным и должным образом взятым под контроль самим субъектом. Тогда этот дар может принети большую пользу или стать грозным оружием. Таким ясновидящим, к примеру, был знаменитый граф Калиостро, или небезызвестная мадам Ленорман. Но я как медик предпочел бы каждый такой случай рассматривать в отдельности, и уж тогда выносить вердикт, чего в нем больше: одержимости, таланта или... нервной болезни. на вопрос мадам Флоранж отвечу в следующей реплике
Энтони Фэйн: Выслушав ответ на свой вопрос, Фэйн довольно прищурился, словно игрок, чей пас только что был успешно принят и столь же мастерски возвращен. Он кивнул доктору в знак своей удовлетворенности от услышанного.
доктор Сальваторе: Закончив отвечать на первые два вопроса, Сальваторе, наконец, обратился к загадочной даме, одетой отнюдь не в дамскую одежду - и затронувшей обоюдоострую тему войны полов. Доктор обожал загадки и тайны все неправильное, неровное, выбивающееся за границы привычного и усредненного; и сейчас он был точно гурман, приступающий к экзотическому десерту. Да, перед ним, несомненно, была женщина. Выдал ее не грим, и не одежда, не способная скрыть некоторые округлости фигуры. Но голос - низкого, грудного тембра, не то старательно измененный, не то данный ей природой - был голосом женщины, в нем клокотала утроба и фонтанами били эмоции, рычала стихия Хаоса. Мимика и манера держать себя изобличали натуру нервическую, и страстную, импульсивную, склонную к спонтанным поступкам. Гордость ее, даже некоторая надменность, была гордостью королевы, идущей на эшафот. Впрочем, дама не хотела быть узнанной, она закрылась мужским образом, точно доспехами. Сальваторе принял игру и заговорил, как будто обращался к обыкновенному студенту: - Вы неправильно ставите вопрос, месье. Все люди равны между собой, независимо от половой принадлежности. Равны, но неодинаковы. В этом смысле уместнее говорить о разности в природном и социальном предназначении человеческих самок и самцов, чем о существовании каких-то особых "мужских" или "женских" наук. Наука - одна, но заниматься ей следует серьезно, отдавая все силы, либо не заниматься вообще. Степень природной одаренности человека зависит частично от наследственных факторов, частично от условий жизни и питания в первые годы жизни, от социальной среды. Половые различия не играют особой роли, поскольку мозг до определенного момента и сам не знает, какого он пола, а уж сознание - или то. что принято называть духом - не бесполое, как можно подумать, но сочетает в себе признаки обоих полов, и мужское и женское начало. Другой вопрос, что на данном этапе развития общества женщины не имею равных с мужчинами возможностей для развития своих талантов или природных наклонностей. Так, девушка, хорошо умеющая считать, и оперировать не только числами, но и порядками чисел, может рассчитывать лишь на роль успешной домоправительницы, ну а способности к медицине ограничены сферой родовспоможения или ухода за больными... Это можно оценивать по-разному, как благо или как зло для общества, однако в настоящее время ситуация именно такова.
Кэтрин Монтгомери: - Это можно оценивать по-разному. - кивнула Кэтрин, негромко повторяя слова доктора с крохотной но заметной толикой язвительности, всем и никому одновременно. - Но кто и когда отказывался от того, чтоб цениться выше другого лишь по праву своего рождения?
Энтони Фэйн: - Не забудьте повторить этот вопрос за ужином, на который нас пригласил наш уважаемый доктор, мисс Монтгомери. Уверен, он оценит его по достоинству, как это только что сделал ваш покорный слуга.
Этьен Д'Эстрэ: "Черт, какой странный молодой человек. То перед лекцией пялился на меня, будто привидение увидел, то сейчас смотрит волком, будто я, по меньшей мере, оскорбил всех его родственников до основания мира." Этьену казался смутно знакомым этот человек. Но где, как, когда, и в какой момент он наступил на любимую мозоль незнакомца, Этьен припомнить не мог. Черт, да пусть его изойдется своей злостью. Эьену до этого никакого дела нет. "Хотя, странный субъект и еще более странный вопрос. Вишь ли, озаботился талантами дам. Смело, вообще-то. Да и - из уст мужчины. Или? Ну уж нет. И нет таких храбрых дам. Вот только эта мадемуазель, в ложе. Ну надо же. Слишком смела. Вызывающе смела. И даже, пожалуй, вызывает уважение. Нет. Чтобы дама явилась сюда в мужском наряде да еще вопрос задала. Вероятно, у молодого человека черезчур экзальтированная мамаша - эмансипэ, и, вероятно, вдова и предводительница по жизни. Да ну его. Глаза... Черт, глаза до боли знакомы. Нет. Не вспомню. Черт, да что он ко мне привязался. Думать о каком-то незнакомом ненормальном? Бред. Все." Этьен сбрасывал с себя это наваждение, а оно снова гналось за ним, как назойливое привидение. Надо бы не пропустить, когда доктор будет выходить и вручить ему свою визитку. Все-таки он дьявольски интересен со своими безумными для нашего времени идеями. Будет обидно, если он не сможет продолжить свои эксперименты. Все-таки надо заниматься своим делом в жизни. Тем, что дает силы, энергию и рождает интерес к этой самой жизни.
Ребекка Кавершэм: -- Но есть великие королевы, которые правили и правят великими державами, доктор Руис. Которые являются честью и славой своих стран. И есть полководец и великая женщина Жанна Д'Арк. Это вселяет некоторую надежду на будущее наших дам, доктор Руис. Спасибо. Месье Обри был в ужасе, глядя на Ребекку, хотя из-за поднявшегося гула ее мало кто расслышал. А слышал ли ее доктор Руис, к которому она обращалась? Кто знает? "Бессмысленная храбрость. Глупая и неосторожная, - думал месье Обри,- Есть способ заработка, есть клиенты, есть деньги. Да зачем ей сегодняшняя бравада? Зачем? Зачем вызывать на себя огонь, ненависть? Смысл? Что с ней творится?" Ребекка устала. От условностей. От лицемерия. От излияния на нее десятков мрачных историй и наблюдения десятков гибнущих судеб, когда блеск глаз сменяется обреченностью, покорностью и невозможностью ничего изменить. Каждый раз. Она принимала этих женщин, утешала, уверяла, давала силы. До тех пор пока своих сил уже не оставалось совсем. Она просто смертельно устала. И она стремительно разрывала путы.
Джованни Карузо: Джованни оглох от постоянного гула голосов, которые перебранивались друг с другом и с лектором, но ему казалось, что этот бесконечный научно-моральный спор идет у него в голове, отчего голова эта стала болеть и пухнуть. Карузо в какой-то момент серьезно испугался, что не сумеет надеть на нее шляпу - так она станет велика от распирающих ее идей и бурлящих в ней страстей. Но когда настала пора задавать вопросы, страсти слегка поутихли, и у него появился шанс пробиться к доктору. Только вот что бы такое спросить? Ну не спрашивать же у него прямо посреди зала - а как бы вам золотишко передать на научные изыскания? Тут шпиков полно, повяжут - и все, пропало золотишко! И сам не отмоешься, и других за собой потянешь... Но на кончике языка вертелась целая туча вопросов, один другого острее. Однако, сформулировать их было не так-то просто, и Джованни решил сперва послушать, как другие будут спрашивать. Вопрос про сверх-способности его не особо увлек, а вот вопрос про то, обладают ли женщины способностями мужчин и позабавил, и заставил задуматься. То, что он читал за последнее время у тех же индусов, здорово пошатнуло его привычные представления о женщинах. Несмотря на разницу европейской и индийской культур, обе они сходились в одном - что предназначение женщины в том, чтобы продлевать жизнь. Вот и доктор сейчас это подтвердил. Но сколько же тайн и стыда было связано с самим процессом зачатия у белых людей! А у индусов даже книги писались об этом, как учебники! И постыдно было не знать, как доставить женщине удовольствие в первую брачную ночь, чтобы ее материнство было счастливым... Доктор как раз закончил свой ответ на последний заданный вопрос, и Джованни поспешно вклинился, покуда никто другой не успел его перебить: -Доктор! Доктор! А что вы можете сказать про... эээ... ну про то, о чем не принято говорить вслух? Имеет ли значение для здоровья детей способ, каким родители их зачинали? И можно ли ставить получение удовольствия от... эээ... взаимных ласк выше, чем такую благую цель, как рождение детей? Ведь если вы за то, чтобы регулировать детородность, то, стало быть, видите в том, что случается на супружеском ложе, что-то кроме зачатия, так ведь? И как вы смотрите на то, что у некоторых других народов гораздо меньше стеснения вызывает все, что связано с... эээ... интимными делами? Это от их неразвитости и близости к животным или наоборот?
Кэтрин Монтгомери: Кэтрин воззрилась на итальянца с неподдельным интересом: этот синьор мало походил на человека который видит целью интимного акта только рождение детей, ему и недавно и само рождение казалось делом легче легкого. И разумеется, она не смолчала об этом.
Энтони Фэйн: - Мисс, у меня к вам маленькая просьба - не говорите своему дяде, что я это слышал и не вывел вас, кипя от негодования, из этого "вертепа порока и разврата". Мне очень не хотелось бы общаться с ним посредством дуэльных пистолетов. По крайней мере, по такому поводу.
Кэтрин Монтгомери: Значит.. "не по такому поводу"? Тогда есть и другой, не так ли, мистер Фэйн? Посмеиваясь над моим нежеланием называть адрес, проговариваетесь сами. Мысль о том, что интерес к ней был вызван желанием выйти на полковника, была неприятна, как сосулька, сунутая за шиворот. Но хотя бы один из талантов настоящей леди - способность "держать лицо" независимо от потрясений - Саре Монтгомери удалось в ней воспитать. - Мистер Фэйн, вы даже не можете себе представить, какие вещи видят и слышат благопристойные барышни еще того как церковь и общество позволяют им приоткрывать завесу тайны над этой стороной жизни. - мягко заметила Кэтрин. - Но вы правы: полковнику Монтгомери лучше об этом не знать.
Ребекка Кавершэм: Ребекке внезапно стало смешно, хотя она и смутилась слегка. Этот итальянец был крепок, силен, но при этом так забавен, неуклюж и вопрос дался ему с таким трудом, что она было улыбнулась лукаво и очень по-женски, потом, внезапно осознав, Ребекка быстро огляделась и постаралась сделать серьезное лицо. Насколько это было возможно.
Энтони Фэйн: - Мисс, было бы крайне несправедливо, если бы наше общение прервалось только из-за того, что ваш дядюшка вдруг сочтет мою компанию неприемлемой для вас. Фэйн меланхолично перелистывал блокнот с шаржами, сделанными Адамом. На изображении ласки, облаченной в изящное платье, он остановился, бросил короткий взгляд на Кэтрин, потом аккуратно вырвал лист с рисунком и протянул его девушке. - Возьмите. Уверен, лорд Гэлбрейт не будет возражать. Он редко берется рисовать портреты, но, похоже, в этот раз он решил сделать исключение.
Кэтрин Монтгомери: Кэтрин качнула головой, дивясь фантазии художника: - Замечательно! Не знаю, насколько это в самом деле похоже со стороны, но надеюсь, лорд Гэлбрейт действительно был бы не против, потому что я с удовольствием оставлю рисунок у себя.. передадите ему мою благодарность?
доктор Сальваторе: Джованни Карузо Доктор прищурился, вторично устремляя взгляд на любознательного молодого человека с неаполитанским акцентом, и не сдержал улыбки, прямо-таки умилившись редкостной незамутненности его сознания и полному отсутствию ханжеского стыда. Но ответил с той же серьезно и невозмутимо, как и другим: - Вы смотрите в самый корень проблемы, месье. Конечно, способ, которым зачат ребенок, имеет значение для его будущего здоровья, более того - от этого способа в значительной степени зависит, насколько легко пройдут роды у матери... Однако вы, должно быть, под "способом" подразумевали разнообразие сексуальных поз. Так вот: сама по себе поза не столь важна. Есть позы, более способствующие зачатию, есть менее, есть вовсе его исключающие. В древнеиндийском трактате "Кама Сутра",что означает "искусство любви", об этом говорится очень подробно, так что отсылаю вас к этому источнику. Что касается моей основной темы - врожденных заболеваний и патологий у новорожденных и рожениц - я сейчас открою вам самый действенный способ получить здоровое потомство.Он всего один. Называется "по безумной любви и взаимному согласию", и желательно, чтобы женщина как минимум дважды испытала оргазм, прежде чем мужчина сам достигнет освобождения...Вот тогда,месье, с высокой вероятностью беременность у женщины пройдет легко, роды - без осложнений,и ребенок появится на свет живым и здоровым. В этот момент Сальваторе снова едва не прервали: какой-то господин из первого ряда вскочил,и,багровея лицом, завопил: - Это непристойно! Это противозаконно! Куда смотрит полиция нравов? Соседи, проявлявшие к этой части выступления доктора недюжинный интерес, попытались утихомирить блюстителя морали, а Сальваторе презрительно пожал плечами: - Непристойно- что? Давать медицинскую консультацию, имеющую целью способствовать оздоровлению семейных отношений, которые в наши дни являются скорее узаконенной проституцией? Так вот, месье в красном шейном платке... Оставлю в стороне суждение о "неразвитости" иных народов, пусть обэтом судят политики, но что касается их близости к животным, вы правы. Индийцы, береберы, туареги, имногие племена экваториальной Африки сумели сохранить связь с естественным, природным, животным началом, и давление технического и научного прогресса не поссорило их с телесностью. Сама мысль о возведении вопроса пола в суровое табу будет для них чужда... Впрочем, английские колонизаторы жалуются, что в Индии на полвые отношения смотрчят как на спорт,и от того индийцев слишком много... * Конечно,лучше спрашивать не самих себя: почему вы разоряете страну? - а у женщин - какое они имеют право рожать детей... но я опять отвлекся. Отвечу на последнюю часть вашего вопроса: конечно же, супружеское ложе не только для деторождения. Как написано в Библии, "брак честен, и ложе нескверно". Это наивысшая точка соединения двухпротивоположных начал н только в биологическом, но и в духовном смысле, и упоение взаимным обладанием - есть важная составляющая психического здоровья и мужчины, и женщины... ______________________________________________________ * подлинное суждение британца тех лет
Энтони Фэйн: Ничего наружу, все в себе, никакого внешнего отклика на сказанное доктором - только левая рука как бы невзначай накрыла правую. И лишь сарказму позволено проявить себя, пусть и не в полный голос: - Браво, доктор! - Сальваторе не услышит, но он и без того все это знает, - Вы еще расскажите им про кама-шастру* и о том, что упомянутый вами трактат лишь на четверть посвящен искусству плотской любви. Только многих ли из сидящих в партере интересует вековая мудрость "низшей" нации? - не поворачивая головы в сторону Кэтрин, Фэйн счел необходимым пояснить: - Нет, мисс Монтгомери, я не читаю на санскрите, но я всегда был хорошим слушателем, а в Индии умеют хранить знания не только на бумаге. _____________________ *Кама-шастра или Камашастра — учение о взаимоотношениях мужчины и женщины, возникшее в Индии в начале новой эры. Кама Сутра (камасутра) - часть этого учения.
Кэтрин Монтгомери: Вот тут-то, когда доктор перешел к подсчету пиков наслаждения, которых должно достигать мужчине и женщине, Кэтрин утратила свою невозмутимость: брови ее поднялись, рот приоткрылся.. Она справилась с собой только когда заговорил Фэйн, но тот вряд ли заметил ее удивление: глядя прямо перед собой, замерев в напряжении, словно пытаясь совладать с каким-то тайным внутренним порывом, ладони сцеплены*. Он говорил об Индии. Он жил в Индии. Вот откуда... ________________ * согласовано
Джованни Карузо: Доктор, оказывается, тоже читал индийские трактаты, которыми Джованни снабдил капитан Немо! Тогда не удивительно, что его взгляды на брак так отличны от принятого в приличном обществе. Впрочем, сам Джованни отнюдь не был пуританином в этом вопросе, но ответ доктора кое-что прояснил для него по части любовных отношений. Карузо подумал, что Констанца не сразу забеременела от него, потому что поначалу те позы, в которых они предавались любви, были все какие-то не очень тому способствующие, как и обстановка бегства в целом. А вот когда они оказались на Корсике и она немного подуспокоилась, тот-то оно все и случилось само собой, как раз, как доктор и описывал - по взаимному влечению и согласию... Интересно, как но сказалось на здоровье мальчика? Издалека тот показался ему вполне себе здоровым ребенком, разве только немножко нервным... Но как знать, всегда он такой или столь бурные перепады настроения у него были в связи с каким-то известием, которое ему сообщила мать? Например, о том, что ему теперь следует называть маркиза отцом... Джованни нахмурился и снова повторил себе, что не допустит такого безобразия и увезет мальчика завтра же... ну или как покончит со всеми делами и они с Монтаржи будут готовы к отъезду из города... Дальше этого момента он пока не давал себе времени подумать, ему было важно просто забрать сына у женщины, которая утратила его доверие, как жена, и поэтому не может оставаться матерью для его сына... Тут со стороны ложи он уловил еще одно знакомое словечко и повернул голову, чтобы посмотреть на того, кто как и он, проникался трактатом про отношения мужчин и женщин. Но ложа была достаточно глубокой и высокой, чтобы с того места, где сидел Джованни, он мог хорошенько разглядеть говорящего. Тогда Карузо снова обратил взор на доктора, раздумывая над тем, как ему лучше всег исполнить поручение и передать Сальваторе Руису испанское золото. Пусть уж оно послужит на пользу такому энтузиасту, чем бесполезно валяется на морском дне... Тут его кто-то постучал по спине и просуну записку, сложенную в четыре раза, чтобы он передал ее дальше по рядам, на стол доктору, куда его ассистенты сложили уже целый ворох. И Карузо осенила простая идея о том, как договориться с доктором о приватной встрече...
доктор Сальваторе: Осветив очередной вопрос, доктор поклонился. Но едва он успел отпить глоток воды и перевести дыхание,его снова атаковали коллеги и зеваки, а гора записок из зала все росла и росла на приступочке кафедры... Сальваторе, добросовестно отрабатывая свой гонорар, отвечал на вопросы еще по крайней мере в течение часа, и ему даже удалось решить две-три профессиональных задачи, связанных с постановкой быстрого диагноза. Это вызвало восторг у студентов и неприкрытую зависть практикующих врачей, которых на лекции было немало. Самым приятным сюрпризом оказалась записка, собственноручная переданная тем самым неаполитанцем в красном шейном платке. *По странному стечению обстоятельств, этот шумный и полнокровный молодой человек, явный любитель жизни во всех ее проявлениях - от вкусной еды и любовных услад до хорошей драки - оказался по совместительству посыльным, которого он ждал давным-давно...И этот посыльный наверняка привез Сальваторе то, что было так необходим для беспрепятственного продолжения таинственных опытов: золото. Не прерывая своих речей, доктор невозмутимо начеркал на том же листке свой адрес (Рю Эколь, 21) и время встречи (половина двенадцатого вечера), и руками одного из своих ассистентов отправил обратно неаполитанцу. Стрелки часов подбирались к половине седьмого, лекцию пора было заканчивать - Сальваторе сознательно сделал это на пике интереса аудитории.Он поблагодарил руководство Сорбонны за то, что пригласило его выступить, выразил уважение коллегам и научным оппонентам, и поблагодарил "всех, за то, что пришли". Все вопросы, которые остались за рамками сегодняшнего выступления, он предложил решить частным порядком, в ходе очных консультаций и заочной переписки. - Благодарю за внимание, господа! - доктор в последний раз окинул взглядом зал, бурлящий, как гигантский котел, холодно улыбнулся и сошел с кафедры. __________________________________________________________ * согласовано мастерское: эпизод завершен. Все впечатления о лекции, частные беседы с доктором -просьба отыгрывать в специально созданных тредах.
полная версия страницы