Форум » Франция -прекрасная и свободолюбивая, законодательница европейской моды и вкусов » 14-15 апреля 1866 года. Кладбище Пер-Лашез, жандармерия и тюрьма Сен-Лазар » Ответить

14-15 апреля 1866 года. Кладбище Пер-Лашез, жандармерия и тюрьма Сен-Лазар

Констанца де Росси: В начале своей истории Пер-Лашез не назывался своим теперешним именем, а был просто бедняцким районом с неприметными улицами, кишевшими преступниками, расположенном на задворках средневекового Парижа. В 1430 г. богатый купец построил здесь себе особняк, который со временем превратился в собственность монастыря. Впоследствии земля и Шарронский холм, на котором появилось кладбище, принадлежало ордену иезуитов, а местность сохранила имя одного из отцов этого ордена Франсуа де ла Шеза (1624—1709) (отца Ла Шеза), который был духовным наставником и исповедником Людовика XIV. Дружбу короля и монаха орден использовал в корыстных целях, расширяя и приукрашивая свои владения. Монашеский сад с фонтанами, редкими растениями, оранжереей, гротами и водопадами превратился в место романтических встреч аристократии. Когда короля не стало, орден обанкротился, а монашеские земли были конфискованы и проданы на аукционе. Беседки, гроты и водопады были снесены или срыты, а сад перепланирован в английском стиле. На месте иезуитской обители была построена часовня. Участок на холме площадью в 17 гектаров, возле квартала Бевиль, где жили преимущественно низшие слои населения, был приобретён городом Парижем у частных владельцев в 1804 году. Поначалу кладбище, расположенное далеко от тогдашних границ города, привлекало мало "клиентов". Чтобы исправить положение, власти и в частности Николя Фрешот, проектировщик, внёсший значительный денежный пай, решили добавить Пер-Лашез популярности - и перезахоронили здесь останки Лафонтена и Мольера. Затем, в 1817 году сюда были также помещены останки Пьера Абеляра и его ученицы Элоизы. Это принесло свои плоды: к 1824 году количество постоянных «обитателей» Пер-Лашез выросло с нескольких десятков до 33 тысяч. На протяжении 200 лет здесь хоронили выдающихся деятелей культуры, науки и искусства, внёсших вклад в историю Франции. Хоронили здесь и политических заговорщиков, происходивших из хороших семей - если родственникам удавалось получить их тела после казни, для захоронения в семейном склепе. Время действия: апрель 1866 года. Участники: Франсуа де Монтаржи, шпики, полицейские. И другие игротехи по мере надобности.

Ответов - 17

Франсуа де Монтаржи: Поиски не принесли результата. Это был один из тех дней, когда даже знакомые дороги приводят в тупики, когда раздумья не приносят решения, ум запутывается в силках собственных сомнений и неверных выводов. Остановившись у ворот старинного кладбища, молодой человек помедлил. Можно было обогнуть каменную стену справа и попытаться продолжить путь по улицам живых, но Франсуа предпочел иное. Позже он часто упрекал себя за эту ошибку; тогда же странное чувство овладело им. По тишине и листьям на аллеях, по нити старой памяти он уходил все дальше от входа, все глубже от реальности в свои мысли и воспоминания.

Жак Жермон: Мэтр Жермон, агент парижской полиции - человек сорока пяти лет, бессемейный, на скромном жаловании - прохаживался по аллеям Пер-Лашез в своем любимом образе: скромного благочестмвого кюре. Сутана, круглая шапочка и добродушное округлое лицо мнимого священника внушали добрым парижанам такое доверие, что если они и понижали голос в его присутствии, то лишь только из благоговения. Поэтому мэтр Жермон всегда был в курсе последних городских новостей и оставался на хорошем счету у начальства при всех трех политических режимах, коим ему довелось быть свидетелем. Посещать Пер-Лашез он любил - во-первых, в эту тихую обитель смерти не раз заплывали крупные рыбы из преступного мира, в склепах можно было обнаружить награбленное, а то и тела убитых. Во-вторых, посетители кладбища нередко просили у священника благословения, приглашали совершить требу, * и тут же щедро жертвовали "во славу Господа", а бывало, что становились на колени и просили принять исповедь... (так было раскрыто дело об отравлении маркиза де Сен-Реми). Мэтр Жермон был человеком верующим, и Господа считал своим полноправным компаньоном, так что делился с ним честно: половина всех денег, притекавших к нему от кающихся, жертвовалась церкви святого Венсана* или же на улучшение содержания заключенных в Консьержери. Наметанным глазом агент сразу заметил молодого человека в темной одежде, бредущего не разбирая дороги, и погруженного не то в молитву, не то в сон наяву. Лицо его нельзя было назвать примелькавшимся: мэтр Жермон знал всех "постоянных клиентов", а этот молодой человек выглядел скорее приезжим издалека. Влекомые скорее любопытством, чем подозрением, "кюре" направился наперерез путнику. - Добрый день, сын мой, - сказал он мягким, проникновенным голосом. - Что ищешь ты в этом храме скорби? Не могу ли я направить тебя к цели? _____________________________________________________________________ * треба - молитва, служащая какой-то определенной цели, например, заупокойная. **Венсан де Поль- католический святой, основатель конгрегации лазаристов и конгрегации дочерей милосердия.

Андрэ Жиль: Андрэ получил от комиссара округа Сорбонны задание проверить, что за два подозрительных типа поселились недавно в университетском отеле и что за ящики они с собой притащили? Андрэ принялся за работу, и каждое утро, по традиции пропустив рюмочку кальвадоса в заведении мэтра Брюшо, отправлялся крутиться возле отеля. Ему не составило особого труда и больших денег выяснить у словоохотливого портье, что эти двое прибыли издалека, вероятно, из Азии, потому как уборщица видела в их номере большой стеклянный ящик с рыбами. Галл только хмыкнул в ответ на догадки портье о том, к чему им было тащить с собой такую неудобную и хлопотливую кладь - разве только на продажу или ради науки? Но когда утром 16 апреля один из его "клиентов" вызвал экипаж и погрузил в них черный ящик с монограммой N, Андрэ спокойненько проследил адресата этой посылочки. Им оказался и вправду ученый, профессор Аронакс, студентов которого тоже иногда приходилось опекать и проверять на лояльность нынешнему режиму. Однако, в дом профессора ему было не попасть так же запросто, как в отель "Ля Сорбонн", и он не мог проверить, правда ли приезжий тип привез профессору каких-то рыб? А может, в ящике были запрещенные цензурой книги? Или того хуже - оружие? В общем, типа этого стоило поприжать - а там и до профессора-белоручки дело дойдет! С такими мыслями, Андрэ сопроводил молодого человека обратно к отелю, и там стал вдруг свидетелем любопытной сцены - его клиент, едва войдя к себе в номер, вскоре опять возник у стойки портье и принялся выяснять, куда подевался мальчуган, сын его напарника, как уже успел выяснить Галл. Мальчишка убежал в город, и клиент ринулся искать его так, словно то был его собственный отпрыск и к тому же единственный, в кровном происхождении которого он был уверен. Поиски, однако, не дали результатов, и парень, видать, с горя, решил податься на кладбище Пер-Лашез, может, чтобы там же застрелиться? В планы Андрэ не входило так вот запросто упускать клиента, не приведя его к дознавателю, и он последовал за молодым человеком, которого мысленно окрестил уже "растяпой". Тут на Пер-Лашез, работал его приятель Жак Жермон, и Галл понадеялся, что ему удастся с ним увидеться, и, может даже пропустить по рюмочке чего-нибудь покрепче кальвадоса. А, может, тот ему поможет сладить с клиентом, если придется спасать не только его душу, но и тело...


Франсуа де Монтаржи: Монтаржи вздрогнул от неожиданности. Он и не заметил, как перед ним возник этот человек: давно забытая привычка смотреть под ноги, не поднимая глаз идти, погружаясь все глубже в свои мысли - вредная привычка, казалось, уже изжитая, снова подвела его, и, не глядя по сторонам, он зашел довольно далеко вглубь спокойной золотистой аллеи. Теперь он упрекал себя в неожиданной рассеянности, в том, что позволил себе расслабиться. Перед ним стоял добродушного вида священник и предлагал помощь. Ничего подозрительного. Интуиция не подавала признаков жизни, и Франсуа захотелось поверить в то, что эта неожиданная встреча не принесет неприятностей. - Добрый день, господин кюре, - дружелюбно отозвался он. - У меня нет цели, я лишь хотел немного отдохнуть от суеты в тишине. Благодарю вас.

Жак Жермон: Жермон чинно кивнул, все больше утверждаясь в роли доброго пастыря страдающих душ: -Это похвально, сын мой, что отдохновения ты ищешь не в суетных развлечениях, не в кабаке и не в доме разврата, а здесь, в тихой обители, преддверии Вечности. Memento mori! Ибо никто из нас не знает, когда он будет взят из этой жизни. Пристроившись в темп движения молодого человека, "кюре" зашагал с ним рядом по дорожке, вымощенной песчаником. - Скажи, сын мой, ты прибыл издалека? У тебя усталый вид,и платье покрыто дорожной пылью.

Франсуа де Монтаржи: Монтаржи слегка прищурился. От усталой рассеянности не осталось и следа. Он опустил голову и, когда заговорил, голос его звучал грустно и слегка нараспев, в подражании тону кюрэ. - Все мы странники в этом мире, и пыль мирской суеты покрывает наши души. Что с того, что она пристала к сапогам, если душа полна греха - верно, святой отец? Кому же и знать, как не вам. Это действительно большая удача - встретить вас здесь. А вы что ищете в этом печальном месте? И что это за часть кладбища? Я в задумчивости забрел сюда, не разбирая дороги. Вы наверняка знаете, где искать знаменитое надгробие Висконти? Мэтр Лефюэль говорил о каком-то необычном орнаментальном ордере, который сочетает в себе простоту и совершенство художественной гармонии золотого сечения. Мне как художнику было бы любопытно увидеть.

Жак Жермон: "Мечтатель, - подумал Жермон. - Сколько их тут таких, мечтателей! Надгробие Виконти, вишь, ему подавай... А может быть, хитрец? Высматривает богатые могилы, чтобы было чем поживиться под покровом ночи. " Улыбка "кюре" стала еще более приятной: - Я вижу, вы знаток искусства! Но ежели интересуетесь надгробиями Виксонти, я посоветовал бы вам посетить Дом Инвалидов: саркофаг Наполеона I, да упокоит его Господь, сделанный из чистого порфира - вот что увековечило имя синьора Висконти больше, чем собственная надгробная плита. А мы с вами сейчас находимся в северо-восточной части кладбища. Здесь нет ровным счетом ничего интересного, кроме могил разного рода богохульников и нечестивцев. Но если желаете, пойдемете со мной,и я покажу вам могилу Шопена.

Франсуа де Монтаржи: - Нет, благодарю вас, - в голосе Монтаржи прозвучала неподдельная печаль, хотя столь грубая провокация вызвала неожиданный приступ бешенства. - Я лишь хотел увидеть, как выглядит строгий дорический ордер на темном мраморе. А впрочем, я уже сказал, что цели у меня нет, а что до Висконти - всего лишь к слову пришлось, хотелось поддержать приятный разговор с вами. Я не стремлюсь специально увидеть достопримечательности. Здесь, на старинном кладбище, более уместна смиренная молитва. Могу я пожертвовать немного денег на нужды благочестивой общины? "Интересно, я по-настоящему влип или выкручусь? - подумал Франсуа. - Возможно, неподалеку есть еще одна ищейка, но и удача также может оказаться недалеко. Как бы от него избавиться, чтоб без неприятностей..." Выражение лица его было сосредоточенным и безмятежным, шаг ровным - давно отработанная привычка человека, которому в последнее время часто приходилось вести дела, соблюдая строжайшую секретность. На строительстве Наутилуса Даккар поручал ему переговоры с такими въедливыми и любопытными типами, что будь на его месте кто-то более импульсивный, наверняка нашлось бы, кому начать подозревать, и за ними быстро установили бы постоянную слежку, поставив под угрозу сложнейший проект. Но он ни разу не ошибся. Не ошибется и сейчас. Этот священник слишком примитивно действует.

Андрэ Жиль: Андрэ издалека заприметил, что его клиента уже прибрал к рукам псевдо-кюре, и они едва ли не под ручку прогуливаются между склепов и могил, откуда веяло древностью, тленом и запустением... Обычно, такие беседы вели к исповеди, и Жилю только и оставалось, что пристроиться на какое-нибудь надгробие и потихоньку смолить папиросы, покуда кюре выведывает задушевные тайны его случайных прихожан. Ну а после уж, в зависимости от узнанного или от подозрений самого Жермона, тот подавал условленный сигнал, по которому или клиента отпускали восвояси или же приходилось затевать с ним драку - самый простой и прямой повод к задержанию нарушителей здешнего замогильного спокойствия местными жандармами. Андрэ несколько раз уже проделывал похожий трюк, используя таланты своего напарника-кюре и загоняя к нему клиентов, как птичек в сети. Этот же сюда пришел сам, но вот куда он пойдет дальше - зависело от тайн, доверенных добродушному толстяку, и от его, Жиля, умения драться и громко орать, привлекая внимание конных или пеших нарядов слуг закона.

Жак Жермон: - Пожертвование? - Жермон занервничал: поведение клиента не укладывалось в привычную схему, рыбка не стала глотать приманку - напротив, норовила поскорее уплыть. - О, твое благочестие похвально, сын мой... Но к чему мне твои деньги, лучше опусти их в медную кружку у входа в приют святого Венсана. Бедные малютки-сироты! Времена нынче суровые, и парижане скупятся на пожертвования... Тут "кюре" всхлипнул так натурально, что сам себе удивился: должно быть, сказалось воспоминание о монастырском приюте, где он провел свое детство.

Франсуа де Монтаржи: - О... - Франсуа был неподдельно тронут такой искренней интонацией, - да, да, конечно... Сироты... Разумеется, я поступлю так, как вы советуете. Знаете, иногда я испытываю странное чувство... что-то вроде радости оттого, что живу сам и провожу время среди взрослых людей - нам посчастливилось вырасти, а ведь так много несчастных погибают в младенчестве! А ведь у вас есть личные причины заботиться о детях, раз вы так расчувствовались! Я не ошибаюсь, святой отец? "Ересь какую несу... Главное теперь - не оглядываться. Кажется, все-таки их двое - вот незадача". Они блуждали по аллеям, и Монтаржи выискивал кратчайший путь к выходу. Но поравнявшись с одной из могил, он замедлил шаг. Дата смерти и имя. Сердце застучало - он побледнел и остановился. Это был неожиданный приступ страха, очевидная нелепая галлюцинация - и через секунду Франсуа уже корил себя за то, что поддался этому чувству. Теперь придется отвечать на вопросы, а ему больше всего на свете хотелось остаться сейчас одному. И надо же было оказаться именно в этой части кладбища... Бездельник, провокатор... Внезапный страх сменился бешенством. Монтаржи опустил голову еще ниже, волосы скрывали лицо. Ведь он так печалится о бедных сиротах...

Жак Жермон: Жермону было не с руки разглядывать могильный камень - это выглядело бы неумесным любопытством, нарушением пастырского долга. Он решил не торопить события, ведь в конечном счете этот милый бледный юноша мог оказаться невинен, как новорожденный младенец. Ну, мало ли, на чью могилку он пришел поплакать, мало ли, какой грех тяготил душу... "Наверное, все же не вор, не фальшивомонетчик, - подумал агент. - Те так и зыркают по сторонам, а этот все под ноги смотрит... Если и нарушает чего, то скорее всего, по политической части. Может, книжки запрещенные где-то здесь припрятал". Теперь уж Жермон взял юношу под руку с истиной душевностью - ведь, по его мнению, политические и всякого рода заговорщики, готовые положить голову под нож гильотины или встать к стене за какие-то глупые сказки про равенство и братство,были просто-напросто сумасшедшими. - Что же это ты шатаешься, как былинка, дитя мое, - не злоупотребляешь ли ты воздержанием от пищи и вина?

Франсуа де Монтаржи: Франсуа передернуло от прикосновения кюре, и ему захотелось стряхнуть липкую руку, но он постарался как можно спокойнее высвободиться, делая вид, что ничего не произошло. - Вообще-то нет, святой отец, но сейчас я уже не прочь перекусить, - ответил он, ухватившись за эту тему и надеясь таким образом закончить разговор. - Я немного устал. Больше меня ничего здесь не держит, и мне, пожалуй, пора. Было приятно побеседовать. "Если он один увяжется за мной, я знаю, что делать. Но тот, второй... А если они оба станут преследовать меня, боюсь, мне придется потом долго заметать следы. Оторваться от погони я сумею, лишь бы они не позвали на помощь полицию. Нельзя давать повода... А в кабак-то и в самом деле хочется!"

Андрэ Жиль: "Что-то Жирдяй засуетился... Ишь, как прыгает вокруг этого растяпы. Но и знака не кажет, идиот!" - Жиль выглянул из-за угла склепа, где коротал время и вытянул шею настолько, насколько позволяла осторожность, чтобы рассмотреть происходящее в подробностях. Похоже, клиент заподозрил в нем какого-то жулика или шпика и принялся юлить и выкручиваться, отнекиваясь от помощи и компании. Глотнув из фляжки, припасенной с утра, Андрэ пораскинул мозгами и решил, что пора ему выступить на сцену и предотвратить бегство своего клиента - не за тем же он вел его так долго чтобы из-за оплошности бестолкового напарника дать ему теперь преспокойно улизнуть! Нетвердой походкой он вышел из своего укрытия и направился к ним, делая вид, что вовсе ничего и никого не замечает кругом, поглощенный собственным горем. Поравнявшись с кюре и клиентом, он вдруг словно очнулся и рухнул перед ними на колени, цепляясь за полу одежды молодого человека, а другой рукой взывая к небесам: - Господиииии! За чтоооо? Ну за чтоооо мне такая мууукааааа! - возрыдал он пьяными слезами, обращаясь к ним обоим сразу - Святой отец! Святой брат! Спасите грешную душу! Не дайте помереть без покаяния! К милости вашей взывааааююю!... Ломая эту грошовую комедию, Андрэ все же следил во все глаза за клиентом и готовился предотвратить его попытку к бегству.

Франсуа де Монтаржи: "Вот и началось все с начала... какая скука. Здесь никто не скажет в глаза "ненавижу тебя!" - гуманисты... тоска-то какая, Бог мой... Хочу дать ему по голове и спрятать за могилой, а самозванца привязать к ограде рядом с кляпом во рту". Монтаржи думал рассеянно о том, что все это было уже тысячу раз, и вот снова он попался так глупо, нарвался на неприятности буквально на ровном месте. Как же неудачно... Остается только одно. Он участливо наклонился к актеру и, придерживая за плечи, с тревогой посмотрел на кюре снизу вверх. - Святой отец, этот несчастный, похоже, очень страдает. Давайте уйдем с этого кладбища и отведем его в трактир. Ему надо поесть и успокоиться. Потом вы исповедуете его, но сейчас милосердие требует оказать ему первую помощь - он же на ногах не стоит! - и, обращаясь к провокатору, добавил: - Мсье, не составите ли нам компанию? Я как раз собирался пойти обедать.

Андрэ Жиль: - Ах, добрый брат мой! - Андрэ ухватился мертвой хваткой за протянутую ему руку клиента и с деланым усилием поднялся на ноги. Утвердившись в вертикальном положении, он теперь уже вполне легитимно мог цепляться за этого простофилю и не дать ему ускользнуть, покуда они с напарником не доведут его до ближайшего заведения или до драки, которую удобнее всего было бы устроить не здесь, на кладбище, а на людной улице, в виду как можно большего числа жандармов. Тогда пташка уж точно не сумеет от них упорхнуть, а ночь в кутузке, в компании матерых уголовников почти любого могла разговорить... - Веди меня, спаситель... веди, я следую за тобой к божественному свету! Через тернии и покаяние! Через тьму и холод! - продолжал он заплетающимся языком, старательно дыша в сторону клиента винными парами.

Франсуа де Монтаржи: План казался выполнимым. Не первый раз он выручал за последнее время. Такие чересчур любопытные и назойливые редко отказывались от предложения Франсуа, высказанного в столь искреннем и дружелюбном тоне. Всего лишь час-другой проникновенной беседы за адской смесью спиртных напитков - этим покупались удача, свобода, алиби, неприкосновенность и хорошее обращение тех, кого стоило опасаться. Ближайший трактир оказался вполне приличным заведением, и Монтаржи посетовал про себя. Соображать на троих легче было бы в третьесортной забегаловке, где собирается разношерстная публика, но за неимением времени на поиски сойдет и это. Сначала к буженине хотели спросить пива, но рассчетливый старпом сразу заказал портвейн и, в поэтических выражениях презрев гастрономические тонкости и правила сервировки заявил, что "добрым друзьям необходимо утешение от тягот и забот, что обрушились подобно шторму на головы несчастных, обреченных влачить тяжелый крест судьбы". Он планировал улизнуть под любым предлогом при первой же возможности.



полная версия страницы