Форум » Италия и Сицилия, а также Австро-Венгрия и Германия » Рим, 1862 год. Римские каникулы » Ответить
Рим, 1862 год. Римские каникулы
Энтони Фэйн: Время действия: 1862 год, весна в самом разгаре. Место действия: Рим, везде Цель квеста: продолжение знакомства доктора Сальваторе и Энтони Фэйна. Доктор знакомит своего друга с историческими достопримечательностями и прочими злачными местами Рима. Участники: доктор Сальваторе, Энтони Фэйн, игротехи.
Энтони Фэйн: Фэйн охотно последовал примеру приятеля. - Что касается гурий, то я предпочитаю не смешивать удовольствия. А то получится как со спиртными напитками разной крепости - радости на час, а головная боль потом на весь день, - он потянулся, разминая жаждущие движения мышцы и одновременно предвкушая процедуры, столь красочно расписанные доктором, - И все-таки я не пойму, Сальваторе, каким образом твоим научным устремлениям может помешать семья, от которой ты так упорно отказываешься. Со мной все понятно - я нигде не задерживаюсь дольше, чем на несколько месяцев. Но это все потому, что меня, как в той поговорке, ноги кормят - какая уж тут может жена? А ты-то? Чего ради такие жертвы?
доктор Сальваторе: - Ты же вроде ходил в воскресную школу, Энтони, - они уже перешли в парную, и доктор первым растянулся на мраморной скамье, обильно политой горячей водой. - Разве ты не помнишь, что говорил бродячий проповедник Иисус? "Враги человеку домашние его.". И черт меня побери, если он не прав. Не-ет, друг мой, медицина для меня и жена, и любовница, ну а пациенты - в каком-то смысле дети... Он потянулся, хрустнув суставами, и с усмешкой добавил: - Ты только представь какую-нибудь бедную девушку рядом с таким крокодилом как я! Нет-нет, я гуманист. Слишком люблю женщин, чтобы желать им супруга, подобного Сальваторе Руису.
Энтони Фэйн: - Нет, Сальваторе, ты не крокодил, - рассмеялся Фэйн, - У крокодилов начисто отсутствует чувство юмора и способность к самоиронии, хоть и улыбаются они так, что любой паяц позавидует. А если добавить нашему разговору несколько серьезных ноток, то я уже подумываю над тем, чтобы придумать себе новую роль для появления в светском обществе. Когда-то я совершил большую ошибку, решив, что объявляя себя убежденным холостяком, я существенно облегчу свою жизнь: казалось бы - много приятных моментов без опасения стать объектом интереса для девиц, желающих выйти замуж, и их матушек, жаждущих отправить дочку под венец. Как бы не так! Как я очень быстро понял, многие дамы воспринимают категоричное нежелание жениться как вызов их женскому самолюбию. Друг мой, у них же в глазах загорается огонь азарта: оказывается, это такое искушение - переубедить упрямца. Я люблю играть, но именно эта игра вызывает у меня непреодолимую зевоту - уж слишком предсказуемы ходы ее участниц.
доктор Сальваторе: - В самом деле, лучше играть в шахматы -тренирует мозг, - рассмеялся Сальваторе. - Или в карты: развивает мелкую моторику рук и еще наполняет карманы...Любовные игры имеют свою прелесть, но лишь до определенной границы, полностью согласен с тобой. Он повернулся набок и вылил на себя еще пару медных плошек душистой горячей воды. - Но знаешь, мне любопытно... Я понимаю твое отвращение к брачным узам, однако в наши дни совсем не обязательно связыать себя клятвами перед алтарем, чтобы наслаждаться обществом друг друга во всякое время дня и ночи. Ты молод, красив, силен и, что немаловажно, здоров. Почему же у тебя нет постоянной подруги? Какая-то из бесконечных войн оставила шрам на твоем теле, номожет быть, не только на теле?
Энтони Фэйн: Чтобы оправдать паузу, Фэйн сделал вид, что его отвлекли манипуляции Хасана. "Черт бы тебя побрал, Сальваторе, с твоей проницательностью." - Все было... И могло бы быть больше. Только все мои надежды сгорели вместе с ней. Один мудрый человек сказал мне тогда... - Энтони не заметил, как перешел на хинди: - "Теперь ты должен жить за двоих". Вот я и живу - за себя и за нее. Стало очень душно: не той духотой, какая случается в любой бане, а парализующим удушьем, когда грудь сдавливает неподъемный груз, а сердце безнадежно сбивается с ритма. - А шрам... Индия, 58-й год. Мои родители, наверно, назвали бы меня предателем... Если бы знали.
доктор Сальваторе: - Вот как, - Сальваторе приподнялся на локте, посмотрел на друга с острым интересом. - Вот как! Ты тоже был в Индии во время восстания и...судя по твоим словам, симпатизировал отнюдь не цивилизованным белым людям? Он не то что бы сильно удивился намеку на восточное приключение и необыкновенную любовную историю. За недолгое еще время дружбы с Фэйном доктор успел уяснить, что этот молодой человек - удачливый игрок и авантюрист по призванию. Но возникшая синхрония в их судьбах была интересна и достойна пристального изучения.
Энтони Фэйн: - Я два года прожил бок о бок с "нецивилизованными" сикхами, - ответил Фэйн с улыбкой - сторонний наблюдатель, не желающий утруждать себя и вникать в смысл сказанного, решил бы, что молодой человек делится впечатлениями о воскресной прогулке за город в компании очаровательной дамы, - На моей личной карте особыми метками отмечены Джханси, Лакхнау, Пурана Кила. А что тебя связывает с этой страной, Сальваторе? Только не говори мне, что ты был полковым врачом в британской армии.
доктор Сальваторе: - Хммммм...Какими интересными дорогами тебя водила судьба... - прошептал Сальваторе и чуть прикрыл глаза, припоминая страну сиреневых небес и золотых манго, измрудный океан джунглей, стелящийся до горизонта, и достающие до облаков резные яркте своды дворцов и храмов. - Нет, нет, я избегал британцев и вообще сторонился цивилизованных людей. В то время я учился у гурудэва Шри Кришнамурти, йогина и великого врача, и жил вместе с ним в уединенной деревне на берегу Ганга. В эту глушь даже солнце не всегда заглядывало, и вести долетали крайне скупо и с большим опозданием... А что ты делал в Джханси? Ведь там повстанцы перебили почти всех европейцев.
Энтони Фэйн: "Рислинг, аликанте, шампанское, ром... Повторить в любом порядке и в больших количествах - чтобы до полного беспамятства. Без памяти... Бесы памяти... Чертова память! Сальваторе, ты же врач - так дай мне лекарство... Такое, чтобы забыть ту женщину на обочине и крик над рекой, но помнить глаза, руки и голос любимой... Говоришь, такой микстуры не существует? Ерунда! Все очень просто: аликанте, ром, шампанское, рислинг - в больших количествах и в любом порядке..." Если не хочешь, чтобы к важному для тебя разговору начали прислушиваться посторонние, не меняй темпа, не снижай голоса, продолжай улыбаться - и тогда никто не заметит, что ты сейчас говоришь о том, о чем ни с кем никогда не говорил. Ты же сейчас трезв, Фэйн, так какого дьявола? Устал носить в себе? Демоны памяти прожгли тебя изнутри и рвутся наружу? Бесы памяти... Без памяти... - Почти всех, Сальваторе, почти всех. И я чуть не оказался среди них. Но когда те, кто принимал решение, поверили, что я не военный, меня отпустили. С остальными гражданскими... С теми, кто дошел до лодок.
доктор Сальваторе: - Да, я слышал - много позже - что вожди восстания старались избежать резни,и княгиня Джханси сама просила совет раджей за пленных... - Сальваторе отстранил банщика и сел, уперевшись в колени острыми локтями. Он чувствовал, что назревает важный разговор. Оскорбить доверие Фэйна случайным небрежением ему категорически не хотелось. - Значит, ты попал в самую гущу. Теперь понятно, откуда в тебе это постоянное напряжение - мышцы в тонусе, словно ты вечно на поле боя... Все еще там, признайся? Кошмары... я знаю их, Энтони... они всегда приходят из прошлого. Твой рубиновый перстень с лотосом наверняка куплен не у парижского ювелира.
Энтони Фэйн: Фэйн подался вперед, почти до деталей повторяя позу друга. Со стороны могло показаться, что двое взрослых мужчин решили сыграть в детскую игру "кто кого переглядит". - Я на попал на поле боя, Сальваторе. Она была там - как солдат... И погибла как солдат. А я... как раз из-за этого, - он с силой хлопнул ладонью по колену, накрывая шрам, - Лежал как дитё малое, вместо того, чтобы... Помнишь, тогда на свадьбе у Турки ты меня спрашивал, доводилось ли мне пробовать гашиш или чего покрепче? Один раз, Сальваторе! Один раз, когда я узнал, что случилось... Я выпросил опий в надежде, что смогу забыться. Я тот кошмар на всю жизнь запомню! С тех пор зарекся. У меня слишком хорошая память... И это мое проклятие.
доктор Сальваторе: - Ну-ну... - пробормотал Сальваторе, и с несвойственной ему мягкостью слегка похлопал друга по плечу. - Ты еще слишком молод, чтобы жить под гнетом проклятия, хоть душа твоя и облеклась в траур, и со смертью любимой кажется, что даже солнце светит по-другому... Судьба бьет нас, не спрашивая и не давая времени сгруппироваться, но нет такой боли и беды, которую человек не сумел бы преодолеть. Он подождал немного, чтобы горечь воспоминаний немного притупилась, и затем проговорил: - Знаю лишь одну женщину в индийском восстании, что сражалась, как солдат, бесстрашно вела войска в бой и погибла с честью, как героиня... Лакшми, княгиня Джханси. О ней ходили легенды. Так, значит, - она?
Энтони Фэйн: Фэйн несколько секунд смотрел на друга, словно решая, стоит ли отвечать на его вопрос-предположение, и в результате ограничился лишь тем, что перевел взгляд на свой перстень: - Рубиновый лотос Джханси. Она подарила его мне. Однажды он послужил мне пропуском, охранной грамотой и... - "А вот это уже никого не касается!" - С тех пор это мой талисман. Он снова выпрямился и бодрым голосом спросил: - Ну, а ты? Так и провел все то время в медитациях?
доктор Сальваторе: Сальваторе не стал больше выпытывать подробности - Фэйн сказал достаточно, чтобы в голове у доктора слжилась ясная картина, и концы соединились с концами. Совпадение казалось невероятным, но, тем не менее,это было совпадение, дважды выпавшее "двенадцать" на игральных костях... - Медитации были в первый год. Потом все больше медицинская практика, изучение растений, изобретение новых формул в отсутствие пробирок, мензурок и аптекаских весов. Инереснее и опаснее всего было в 1859, когда мне довелось пользовать Нана Сахиба*, если ты еще не забыл это имя. ________________________________________________________ * история согласована с Главмастером
Энтони Фэйн: Покинув Индию, Фэйн избегал любых новостей из тех краев: он суеверно надеялся, что пока люди, чьи судьбы хотя бы несколькими нитями переплелись с его собственной, живы в его памяти, смерть будет обходить их стороной. Детская вера, языческая надежда. - Принц Даккар жив?
доктор Сальваторе: Доктор пожал плечами: - Не знаю. Английские газеты несколько раз сообщали о его смерти, но известия были ложными. Я одно могу сказать - весной 1859 года, когда несколько преданных ему людей, сами полумертвые от ран и лихорадки, на носилках принесли его к Шри Кришнамурти - он был жив. Тогда я лечил его тело, а гурудэв - душу, поскольку она была ранена так же, как ранена твоя.
Энтони Фэйн: "Значит, тема исчерпана". Он узнал достаточно, а вспомнил больше, чем хотел. Сальваторе узнал больше, чем ему, пожалуй, нужно, а рассказал намного меньше, чем вспомнил. - Кажется, ты нахваливал местный чай, - Фэйн улыбнулся - сначала приятелю, потом банщику.
доктор Сальваторе: - Чай великолепен, но предлагаю не верить мне на слово, а немедленно убедиться в этом лично! - доктор понизил голос и на довольно чистом арабском отдал распоряжение дежурившему тут же смуглому мальчишке - помощнику Хасана. Тот понятливо закивал, расплылся в улыбке: заказ чая этим худым саидом* всегда означал остатки сладостей в виде угощения и щедрые чаевые. - Хватит ворошить прошлое, давай лучше о настоящем. Как тебе римские дома терпимости вкупе со жрицами любви?
Энтони Фэйн: Фэйн расхохотался: - Ты спрашиваешь как художник спрашивает зрителя, нравится ли тому его картина. Как будто все эти заведения - твоих рук дело. Ты же сам большой ценитель этого "искусства", Сальваторе, так какой тебе интерес в том, что думают другие? Но для смены темы... Изволь, - Энтони прикрыл глаза и прислушался к окружающим их звукам и запахам, - Только слепой не заметит, что чем ближе к теплому морю, тем темпераментнее становятся женщины. То, что можно назвать исключением в более прохладных странах, здесь почти обыденность. Но самое большое различие в другом: если там, - он неопределенно махнул рукой, видимо, обозначая направление на север, - эти девицы тебя развлекают, то здесь, - он снова открыл глаза, - они развлекаются вместе с тобой - за твои же деньги.
доктор Сальваторе: - Верно, верно, ты наблюдателен,мой друг, - усмехнулся доктор и набросил на себя длинное покрывало, принятое из рук банщика.- Чем ближе к югу, тем горячее, преданнее и... дешевле женщины. В этом мне видится какая-то чудовищная несправедливость. Неаполитанцы, сицилийцы, корсиканцы совсем не ценят сокровища,коорые им достаются даром, и сминают прекрасные цветы грубой рукой, заставляя их вяуть безбожно рано.Впрочем, просвещенные туринцв, миланцы и римляне ничуть не лучше. Только венецианцы с флорентийцами постигли великую тайну и поняли, что под покрывалом куртизанки могут скрываться глаза мадонны, а мадонна никогда не осудит женщину, которая много любила... А вот и чай! Мальчик в самом деле внес серебряный поднос с чайником и двумя узкими стаканчиками,в окружении горки цукатов, нуги и рахат-лукума. Сальваторе наблюдал за приготовлениями к церемонии и продолжал развивать свою мысль: - Я был бы циничной бездушной скотиной, Энтони, если бы не посчитал себя обязанным хоть чем-то отплатить местным красавицам за их труд, столь нелегкий, что его впору приравнять к каторге, и соль прекрасный, что Овидий справедливо назвал его Ars Amandi. Вот почему я счел необходимым принять на себя добровольную епитимью и взять на пастырское ... в медицинском смысле... попечение несколько борделей в Риме, Турине и Неаполе.
полная версия страницы