Форум » Индия - самая важная и обширная из британских колоний. Всего семь лет назад здесь полыхало пламя восстания... » Северная Индия, крепость Пурана Кила, май 1858 года. Тигр в западне. » Ответить

Северная Индия, крепость Пурана Кила, май 1858 года. Тигр в западне.

Капитан Немо: Время действия: вскоре после пленения принц Даккара, на следующий день после казни сипаев и далее. Место действия: крепость Пурана-Кила, занятая британцами Участники: принц Даккар, Анна Печче Шалое, Джон Монтгомери, Пандев, игротехи

Ответов - 43, стр: 1 2 3 All

Джон Монтгомери: Что там бормочет Даккар - ему не разобрать, и даже если бы он захотел, то не смог бы расслышать ни слова из-за внезапного стука в висках, из-за собственного участившегося дыхания. Когда принц прикасается к своей спящей принцессе, Джон вздрагивает слишком явно, чтобы привлечь к себе внимание часовых, и во избежание этого разворачивается боком к дверному проему, прислоняется плечом к стене, заложив руки за спину своим привычным жестом, с силой сжимает запястье под повязкой, чтобы вернуть себя к действительности. Он вполне допускает, что зрение обманывает его и тусклый отблеск на щеке пленного отнюдь не слеза, однако мысль о том, что этот человек может плакать, заставляет Монтгомери брезгливо поморщиться и отвести взгляд.

Анна Печче Шалое: Тело отзывается на тепло, омертвелое оцепенение покидает Анну, и душа ее, уходящая все дальше во мглу долины смерти, слышит смутный зов... "Анна!" - это его голос. Она тянется к маяку, мерцающему вдали, как к последней надежде, к алому свету, к золотым облакам, но ледяная тьма не отпускает так просто. "Даккар!" Его голос. Его тепло. Его руки, способные укрыть и защитить от любой беды. Его запах - родной, пьяняще-знакомый и любимый до слез. Рядом с ним она пробуждается от кошмара, но вместе с сознанием возвращается боль и неизбывная вина. "Я плохая мать. Плохая жена. Мне не хватило сил защитить детей и не хватило мужества, чтобы умереть, и удержать мужа вдали от этой обители демонов..." Теперь, когда он рядом с ней, муж и повелитель, она наконец-то вверит ему свою судьбу до конца. Он может освободить ее и тем самым спасти себя для главного дела жизни. Потом они снова будут вместе, в новом мире, на земле обетованной, в звездных гаванях, на райской планете - но сейчас время очищения. Время страдать. "Убей меня, - молит она Даккара, как верные молят Вседержителя. - Прерви мою земную жизнь, освободи мою душу и освободись сам от меня, от бремени заботы. А там, за горизонтом, я буду ждать тебя хоть до скончания Вечности!"

Капитан Немо: Она жива. Она даже относительно здорова физически, просто выглядит изнуренной и бледной. Но Даккар не уверен, что рад этому. Она узнает его и говорит с ним, но взгляд ее безумен, а речи бессвязны. И все же он понимает, слышит сердцем ее главную мольбу и надежду - принять смерть от руки мужа. Принять с радостью, как избавление и честь, потому что мог ли кто-то подумать, что такая женщина, как она, смирится с заточением и позором, согласится пасть на колени перед слугами сатаны и лобызать их когти? Она защитилась от унижения, как щитом, черным плащом безумия, но одновременно это и символ последнего бунта. Она молит его о смерти, как жрица - громовержца Индру, предпочитая сгореть от молнии, чем нарушить обеты, допустить врагов касаться святыни. Увы, Даккар не безумен, его рассудок ясен, как никогда, а сердце рвется на части, потому что он не бог, и сердце в груди - человеческое, не железное. Он смыкает руки на шее жены, он знает, что стоит надавить чуть сильнее и резче, и эта хрупкая шея сломается, как стебель цветка. Не труднее, чем срезать георгин в саду. Он должен убить ее прямо сейчас. Он не может убить ее. Он и сам не может теперь умереть, потому что отвечает за все, что случилось, и что еще произойдет. В этот миг, может быть, в первый и последний раз в своей жизни, он не видит никакого выхода, и не имеет времени на долгий поиск решения...


Джон Монтгомери: Дико было бы предположить, что Даккар прижимает ладони к шее своей жены вовсе не для того, чтобы ее приласкать, и Монтгомери не сразу понимает, что происходит. Однако полковник привык доверять своему чутью и знает: его дело - реагировать по первому же сигналу тревоги, а не рассуждать над тем, откуда он поступил и что послужило тому причиной. Едва лишь заподозрив неладное, он переступает через порог и хватает Даккара за руку. Не дергает, не отталкивает, опасаясь навредить Анне, а только крепко, с нескрываемой злостью сжимает его предплечье. - Вы злоупотребляете моим доверием.

Капитан Немо: На миг Даккар переживает страшное искушение: сделать резкий рывок, убить жену и спровоцировать полковника яростным нападением, вынудить его применить оружие и пресечь жизнь мятежника. "Не бойтесь убивающих тело, душу же не могущих погубить" - ведь за порогом физической смерти их ждет бесконечная звездная синь и небо Вишну, которое на самом деле не что иное, как христианский Рай... Но за дьявольским искушением, за слабостью и желанием сдаться принц прозревает нечто иное: промысел. Путь духовного испытания. Враг внезапно становится для него учителем смирения. - Я не причиню ей вреда, полковник. Но разве вы не видите, что она больна, и рассудок ее помрачен... Она больше не может служить вашим целям, каковы бы они были. Освободите ее и детей и возьмите взамен мою жизнь.

Джон Монтгомери: Монтгомери смотрит на него с укором. «Зачем ей свобода без тебя, Даккар?» Переводит взгляд на Анну, дрожащую и бледную, едва ли не полупрозрачную, как привидение, и впервые за все это время позволяет себе допустить мысль о том, что если бы ему посчастливилось встретить ее раньше, в Европе, в ту пору, когда она была незамужней христианкой, то у него, возможно, был бы шанс. Пусть один из миллиона, но был бы. - Я уже говорил вам, принц, и вынужден повторить: я не имею права распоряжаться вашей жизнью. Я лишь сторож вам. Грязная английская собака, как справедливо заметил ваш сын. С этими словами полковник кивает ему на дверь, за которой ждут конвоиры. - Время вышло.

Капитан Немо: - Дайте мне еще минуту, полковник. Не дожидаясь разрешения, Даккар оборачивается к жене, левой рукой крепко обнимает ее, привлекает к тяжело бьющемуся сердцу, а ладонь правой кладет на горячий лоб Анны. "Спи...Спи, мое сокровище. Пусть твоя душа побудет вдали от тела, там, куда не проберется смертельная боль, под защитой Лакшми и Вишну". Мысленно он повторяет охранительную мантру, и чувствует, как свет и благое тепло постепенно проникает в помраченное сознание любимой женщины: "Ом намо нарайянайя... Да хранит Высшая Душа голову, Да хранит Верховный Владыка сердце, Да хранит Защитник Мира горло, Да хранит Вездесущий и Всевидящий лицо, Да хранит Мировая Душа твои руки, Да хранит Вместилище Разума ноги, Да хранит Вечный Высший Брахман все части твоего о тела во все времена." Она опускается на постель, и снова сворачивается в клубочек, по-детски подложив под щеку ладонь. Она спит и будет теперь спать очень долго - это все, чем он пока в состоянии помочь ей... Возвращение назад, в компании Монтгомери и угрюмых конвоиров, проходит в тягостном молчании. Но этого пути в сотню шагов Даккару хватает, чтобы собрать себя в единое целое и подготовиться к новому поединку. Не дожидаясь, пока полковник заговорит, Нана Сахиб сам обращается к нему: - Вы предлагаете мне переговоры. Но при этом у вас нет полномочий решать и гарантировать соблюдение договоренностей. Если вы - только сторож здесь, я хочу говорить с тем, кто волен принимать решения о моей судьбе и судьбе моих близких.

Джон Монтгомери: Вопреки обыкновению, сопровождая пленного, Монтгомери смотрит исключительно себе под ноги и, когда к нему обращаются, отвечает не сразу. - Я вызову сюда представителей высшего командования только в том случае, если речь идет о сотрудничестве.

Капитан Немо: Ядовитый и резкий ответ висит на кончике языка принца Даккара, но ярость и гнев - плохие советчики и совсем негодные помощники. И Даккар говорит спокойно и чрезвычайно вежливо, как мог бы общаться с послом после принятия верительных грамот: - Да, полковник. Речь пойдет о сотрудничестве. На тех условиях, которые с высокой вероятностью заинтересуют британское командование.

Джон Монтгомери: Возможно, другой на его месте решил бы, что его миссия выполнена: мятежник пленен, сломлен и уже сам норовит договориться по-хорошему, - но Монтгомери не чувствует удовлетворения, смотрит на принца косо, и тем не менее согласно кивает ему в ответ, давая понять, что он ожидал этой просьбы и готов исполнить ее как можно скорее.

Пандев: мастерское: два дня спустя, после встречи принца Даккара с генералом Кэмпбеллом Пандев с трудом дождался, когда полковник Монтгомери закончит ежеутренний смотр солдат на плацу, и вернется в просторное помещение на втором этаже, служившее ему одновременно приемной, гостиной и рабочим кабинетом. Сюда же ему подавали второй завтрак, всегда в одно и то же время (первый раз полковник завтракал на рассвете, да и то ограничивался одной чашкой кофе, и в этот момент его не стоило тревожить по пустякам). Пандев, с первых же дней проживания в Пурана-Кила, сумел завести дружбу почти со всеми солдатами и снискать расположение почти всех офицеров, так как он был услужлив без лизоблюдства, дисциплинирован без тупости, разговорчив без надоедливости и всегда возникал там, где в этот момент был нужнее всего. Но подобраться к Монтгомери и заслужить от него хотя бы благосклонный взгляд было куда труднее. Между тем только полковник (Пандев сознавал это совершенно ясно) мог защитить его от неизбежной мести принца Даккара и бывших соратников, оказать протекцию и устроить столь желанный перевод из Индии в какое-нибудь иное расположение британских войск. Пандев надеялся, что казнь сипаев решит его основную проблему, однако, по непонятной причине, принцу Даккару, махарани и маленьким принцам была сохранена жизнь... Правда, махарани повредилась в уме, принца Рао трепала тяжелая лихорадка, а принцесса Радха отказывалась от еды с тех пор, как ее разлучили с матерью - и Даккару было об этом известно. Ему также было известно, что один из главных виновников этих страшных несчастий живет рядом с ним в крепости - ведь Пандев перед казнью сипаев имел глупость выдать себя, из глупого озорства покрасовался перед Даккаром и оскорбил его. Но смерть миновала мятежного вождя, а вот за Пандевом она с тех пор ходила повсюду неслышными шагами. Он чудом выскользнул из ледяных объятий Кали, когда во время одной из прогулок заключенного столкнулся с ним в галерее. Если бы не подоспели конвойные и не оттащили Даккара, голова Пандева была бы размозжена о камни, а хребет сломан по меньшей мере в двух местах. Он уцелел, но все же эта встреча стоила ему мокрых штанов, вывиха челюсти и двух поврежденных ребер. Пандев, впрочем, сумел извлечь выгоду для себя даже из этой жуткой истории: хотя он дурно спал и по утрам просыпался, поскуливая от страха, полученные увечья избавили его от маршировки и стрельб, но зато позволили заменить ординарца Монтгомери, который, как назло (или по счастью) слег от малярии. Теперь в обязанности Пандева входило приносить полковнику еду и свежие газеты, а также выполнять другие поручения. Иногда полковник удостаивал его пары слов. Пандев не жаловался, чтобы быть в курсе дел, ему хватало и пристальных наблюдений, но сегодня он надеялся все же добиться от Монтгомери относительного красноречия. Индус должен был узнать, о чем же так кричали полковник и генерал на своей тайной встрече, почему генерал уехал таким сердитым, и что же, наконец, было решено о махарани и ее детях... - Ваш завтрак, сэр.

Джон Монтгомери: Если воздух сегодня так тяжел уже с самого утра, то что же будет, когда солнце встанет в зенит, и если полковник Монтгомери уже с утра ходит злой, как черт, даже не стараясь скрывать этого, то что же будет к полудню? Он ясно отдает себе отчет, что в последние два дня только и делает, что ищет повода для недовольства, нарочно цепляясь за каждую мелочь, потому что предпочитает задыхаться от негодования на солдата, чей штык оказался отклонен от оси ствола на полградуса больше положенного, или на сержанта за нечищеные стойла, или на капитана Костнера за липкое пятно на сапоге, чем от той пустоты, которая навалилась на него сразу же после разговора с генералом и давит до сих пор - все сильнее с каждым часом. Четыре года назад благодаря лордам Лукану и Кардигану* он утратил возможность дышать свободно, сегодня по милости генерала Кэмпбелла он лишается самого смысла дышать. Но если человеческую ошибку он еще может понять и простить, то понять и принять заведомую и очевидную ложь Монтгомери не способен. Оставшись один, он продолжает срывать зло на собственном мундире - раздергивает воротник и верхние пуговицы, стоя у окна, когда в комнате появляется индус. Полковник лишь бросает на него короткий взгляд через плечо, ожидая, что тот, как обычно, оставит поднос на столе и поспешит убраться восвояси. --------------------------------- * Лорд Лукан - командующий британской кавалерией, лорд Кардиган - командир бригады легкой кавалерии во время Крымской войны. Неверно истолковав приказ генерала Реглана, дали команду легкой бригаде идти под артиллерийским огнем в атаку на укрепленные позиции русских, в результате чего бригада была почти полностью уничтожена (сражение под Балаклавой 25 октября 1854 года).

Пандев: - Простите, сэр... - Пандев тщательно выговаривает английские слова, и намеренно избегает обращения "сахиб". - Я не знаю, к кому мне обратиться с моим прошением... Генерал Кэмпбелл уехал так внезапно, и едва ли теперь скоро появится у нас... А дело весьма срочное и важное для меня, сэр. От него зависит моя жизнь. Он замолкает и смиренно опускает глаза долу, показывая, что готов безропотно снести отказ, но, может быть, сэр Джон будет столь великодушен, что по крайней мере выслушает его просьбу. А он отплатит ему верной службой. Ведь под словом "верность" британцы понимают не тяжелый путы громадных обязательств, не рабскую зависимость от кому-то когда-то данных клятв, не фанатичное служение идолам, а всего лишь следование раз и навсегда установленным правилам, простым и понятным.

Джон Монтгомери: При упоминании этого имени полковник разве что не рычит, ощетинившись, как пес, раздразненный до предела. Он делает шаг к столу, берется одной рукой за спинку кресла, куда уже успел зашвырнуть ремень и перчатки, резко разворачивает кресло к себе, заставляя его проскрежетать ножками по полу, но не садится, а продолжает с раздражением расстегивать пуговицы. - Ну а тебе, Пандев, что нужно от генерала?

Пандев: - Я хотел... я надеялся, сэр... - Пандев деликатно кашлянул и понизил голос. - Что...во внимание к моим заслугам в борьбе с этим гнусным мятежом... и многочисленным доказательствам преданности Ее Величеству королеве Виктории... командующий примет мое прошение о переводе в расположение британских войск за пределами Индостана. Смею надеяться, что окажу еще немало услуг и славно потружусь на благо британского порядка, но, сэр... для этого мне нужно быть живым. Он выждал немного, вытянув шею и тщательно прислушиваясь, но полковник молчал, и Пандев счел нужным пояснить сказанное: - Вы понимаете, сэр, ведь принц Даккар считает меня виновником того плачевного состояния, в которое впала принцесса Рани...

Джон Монтгомери: Пандев не может не знать, что Монтгомери не терпит многословия, но в данном случае чем больше индус говорит, произнося каждое слово так аккуратно и бережно, как будто на свете для него не существует ничего дороже звуков английской речи, тем больше времени у полковника, чтобы отставить в сторону собственные мрачные мысли, выйти из их удушающего кольца. Он слушает индуса лишь краем уха, но так или иначе желание тотчас же вытолкать его за дверь постепенно сходит на нет. Наконец, расстегнув мундир, Монтгомери вздыхает с облегчением. - Значит, ты решил покинуть меня, чтобы удрать от возмездия?

Пандев: -Покинуть вас? О нет, сэр. Не вас - только полуостров Индостан. Я счастлив служить под вашим началом, и был бы еще счастливее, если бы эта служба продлилась долгие годы. Но оставшись в Индии, я почти наверняка лишусь жизни. Меня будут преследовать и травить, как оленя, я не смогу ни есть, ни спать, и в конечном итоге умру под пытками...Принц Даккар и его слуги могут быть очень жестоки, я не сомневаюсь, что мне уготованы страшнейшие муки. А ведь я честно служил, сэр, с тех пор, как получила право носить британский мундир! Пандев горько вздохнул. - Генералу безразлична судьба простого солдата, сипая к тому же. Он был занят более важными делами. Но вы, сэр...Вы человек совсем другого склада. Поэтому я и решаюсь просить вас.

Джон Монтгомери: Полковник неопределенно хмыкнул. - Мне донесли, что ты обмочился от страха при виде принца Даккара на прогулке. Я этому не поверил, Пандев. Ты пострадал от своей опрометчивости, но ты ведь не трус. В его интонациях нет и намека ни на иронию, ни на вопрос, но взгляд выжидающий, словно Монтгомери рассчитывает услышать подтверждение или опровержение сказанному. Не дожидаясь, однако, ни того ни другого, он продолжает: - Я знаю, как жестоки твои соотечественники, и не могу допустить, чтобы британская армия лишилась такого солдата, как ты. Я помогу тебе, пока сам еще не разжалован.

Пандев: Пандев добродушно улыбнулся, без всякого смущения: - Покажите мне того, кто не напустит в штаны, оказавшись в когтях у разъяренного тигра, сэр, если только он не Рама, вооруженный луком Шивы, и не Кришна, танцующий на клобуках Царя Нагов... Я всего лишь простой человек, не самой высокой касты, который понял: британцы на своих штыках несут на Индостан культуру и прогресс вместе с истинным вероучением. Но у нас это считается преступлением, достойным смерти. Он поклонился Монтгомери: - Благодарю вас, сэр. Обещаю, что никогда не забуду вашего великодушия...Надеюсь успеть воспользоваться его плодами. Но...- Пандев замялся. - Разрешите спросить, сэр? У нас ходят слухи, что генерал Кэмпбелл... верно ли, что принца Даккара очень скоро могут отпустить на свободу? Еще ходят слухи, что махарани повезут в Дели, к английскому врачу - специалисту по нервным болезням...

Джон Монтгомери: Вот теперь непомерная словоохотливость Пандева начинает всерьез его утомлять. Слушая речи индуса, славящего британскую корону, Монтгомери вспоминает, как впервые в этой стране попробовал ананасовый соус, - который сразу же пришелся ему не по вкусу по той причине, что был одновременно и приторным, и соленым, и острым, - и досадливо морщится. - Принц Даккар не тигр и не бог, его происхождение не делает его бессмертным. Подобрав с кресла свои перчатки и ремень, полковник наконец усаживается. - Если ты знаешь имена людей, которые распространяют эти слухи, назови мне их. Но я советую тебе впредь воздержаться от вопросов о решениях генерала Кэмпбелла, если не хочешь, чтобы я взял назад свое слово позаботиться о твоей безопасности.



полная версия страницы