Форум » Индия - самая важная и обширная из британских колоний. Всего семь лет назад здесь полыхало пламя восстания... » Северная Индия, крепость Пурана-Кила, апрель 1858 года. Непокорная. » Ответить
Северная Индия, крепость Пурана-Кила, апрель 1858 года. Непокорная.
Анна Печче Шалое: Время действия: вскоре после захвата дворца в Бунделькханде. Место действия: крепость Пурана-Кила, занятая британцами Участники: Анна Печче Шалое, Джон Монтгомери
Ответов - 26, стр:
1 2 All
Анна Печче Шалое: Если она спрыгнет со стены, то полетит. Анна уверена в этом. Она закрывает глаза, раскидывает руки в стороны, и чувствует, как ветер подхватывает ее в холодные мощные объятия. Не имеет значения, устремится ли она в небо, прямо на заходящее солнце, или гибельная тяжесть победит, и через пару мгновений ее тело разобьется о камни крепостного двора. Главное, что она наконец будет свободна. Свободна! И страшные красные мундиры убийц станут всего лишь яркими лоскутами среди буйной зелени цветущего тропического леса. А ее душа, свободная от плоти, вернется к Даккару, чтобы оставаться рядом с ним ангелом-хранителем до того часа, что назначен ему. Но пока что Даккар должен жить- жить во что бы то ни стало, даже ценой жизни своей семьи. - Мама! Мама! - слышит она позади испуганные голоса детей. Сердце гулкими ударами отзывается на зов, и Анна приходит в себя. Отступает назад, подальше от окна, подальше от края стены.
Джон Монтгомери: «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби...» Голос Иисуса Христа, наставляющего своих апостолов, в сумерках детской комнаты звучит тихо и глубоко, вкрадчиво и щекотно, точь-в-точь как голос Сары, когда она читает Библию своему малолетнему сыну. «Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилища и в синагогах своих будут бить вас...» Одно из самых ранних его воспоминаний, одно из самых первых. «И будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется...» И безусловно одно из самых нелепых здесь и сейчас, когда полковник Монтгомери проходит по коридорам Старой крепости, постукивая коротким хлыстом по ладони, как учитель указкой. «Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего...» Доктор Эштон предупреждал, что теперь, с поврежденным легким, ему будет непросто служить в индийских колониях. «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч...» Доктор Эштон оказался прав. Но «кто не берет креста своего, тот не достоин Меня». Он считает шаги и тем самым выравнивает дыхание. В конце концов, под этим солнцем, на этой земле бывало и жарче. Но даже на этой земле под этим солнцем не может быть и никогда не будет жарче, чем в аду. «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее». Часовые отдают честь полковнику. По его кивку открывается дверь, и первое, что он слышит, стоя на пороге, - на два голоса перепуганное «Мама! Мама!» Первое, что он видит, - женский силуэт, отшатнувшийся от окна. Войдя в комнату, Джон начинает дышать чаще, словно принюхивается к тому, что здесь происходит. И остается недоволен. - Я вижу, вам скучно, рани. Берите детей, пойдем прогуляемся.
Анна Печче Шалое: Анне не скучно, она не хочет покидать отведенных ей комнат, тем более в компании британца, однако правила здесь устанавливает не она. Полковник Монтгомери вежлив, убийственно вежлив, никогда не теряет присутствия духа, не повышает голоса. Но он единственный человек в Пурана-Кила, кого она действительно боится. Но испытывать страх и обнаруживать страх, действовать под его властью- не одно и то же. Анна оборачивается и молча смотрит на своего мучителя. С тех пор, как ее увезли из Бунделькханда, она не разговаривает ни с кем, кроме детей, и не обращается ни к кому, кроме Бога. И теперь она не удостаивает офицера ни единым словом, просто слегка наклоняет голову, признавая себя пленницей, но этот жест далек от смирения.
Джон Монтгомери: Неопределенно хмыкнув, полковник проходит в глубь комнаты. Заложив руки за спину, оставляя за собой открытую дверь, неторопливо приближается к женщине. Едва задев рукавом мундира самый краешек ее сари, на мгновение замирает. Всего лишь на одно мгновение, цена которому - вечность, ему становится легче дышать... Еще доля секунды - и привычная духота возвращается. Еще один шаг - и он останавливается у пленницы за спиной. - Что ж, я вас не неволю. Смотрит поверх ее плеча на притихших детей. - Мы погуляем втроем.
Анна Печче Шалое: Анна кладет руку на плечо Рао. Радха, прижавшись к матери сбоку, обнимает ее ноги. Это означает, что без принцессы дети никуда не пойдут, во всяком случае, добровольно. Анна вздыхает. Яркий свет слепит глаза. Больно от каждого взгляда, больно от каждого движения. Перед внутренним взором снова встает пылающий княжеский дворец, трупы верных слуг в луже крови, седая голова князя Рави, разбитая ударом сабли... В ушах звучат крики,стоны и хриплые проклятия. "Скоро, скоро я буду свободна, - напоминает она себе. - Я пройду дорогой страданий, как суждено, и дорогой ценой выкуплю у богини Кали жизни наших детей..." Радхе нужен воздух,Рао- движение. И ни в коем случае нельзя показать, как сильно она боится.
Джон Монтгомери: - Постарайтесь держаться подальше от края. Монтгомери выходит на крепостную стену и, пропуская женщину с детьми вперед, говорит ей в затылок, так тихо, чтобы слышала только она: - Я знаю, вы предали христианскую веру и самоубийство для вас не грех. Захотите прыгнуть - никто вас держать не будет. Просто представьте себе, с кем останутся ваши сын и дочь. И вновь отстранившись, указывает ей рукоятью хлыста в сторону лестницы, куда ей надлежит двигаться. Сам же следует на шаг позади, ни на секунду не упуская пленников из виду, озирается по-хозяйски. По правую руку внизу - малый остров цивилизации, хранители ее перемещаются в строгом порядке, как красные муравьи, прокладывают собственные тоннели в тигрином сердце*. По левую - бесконечно щерятся притихшие до поры до времени тропические леса. Полковник думает: «Если даже с такой высоты все кажется не столь существенным, то каким же мелочным видится Господу то, что мы делаем во славу Его...» От этой мысли его берет досада. - Скажите, рани, если бы вам - именно вам, и никому другому - выпал шанс закончить эту войну, вы бы не упустили его? ------------------------------- * Шер-шах Сури, Шер-Хан (досл. в пер. с хинди «царь-тигр», «шах с тигриным сердцем», наст. имя Фарид-хан), мусульманский военачальник, завоевавший Северную Индию в 1540 г., в период правления которого форт Пурана Кила был разрушен и отстроен заново. Шер-шахом его стали звать после того, как он убил тигра на охоте. Известный тигр в «Книге джунглей» был назван Киплингом именно в его честь.
Анна Печче Шалое: Ощутив на затылке его дыхание, Анна вздрагивает, как от прикосновения змеи - она не в силах подавить и даже скрыть от него эту постыдную дрожь, вызванную смесью отчаяния, страха и отвращения. Подобное чувство, должно быть, испытывают приговоренные казни, когда стоят у края ямы, где уже лежат тела других казненных, и готовятся принять в себя свинец. "Вы ничего не знаете!" - рвется с ее губ гневный возглас, но Даккар промолчал бы, не поддался на уловку врага; и она тоже молчит. Мысль о муже придает ей сил, как если бы он был рядом и смотрел на нее. Нет, она не скажет и не сделает ничего, что могло бы уронить достоинство принцессы, покрыть позором имя Нана Сахиба. Полковник задает странный вопрос. Анна понимает, что спрашивает он не из праздного любопытства. Большая игра началась, но кто она в этой игре, решает не полковник, а Бог. "Может ли у нас с британцами быть общий Бог?" - Женщины Индии храбры и могут сражаться наравне с мужчинами, - отвечает она на хинди, не заботясь, понимает ли он ее.- Мы можем ждать своих мужчин с поля боя или биться бок о бок с ними, но не во власти женщины решать, когда закончить войну.
Джон Монтгомери: Полковник нарочито тяжело вздыхает. Ничто так не удручает его, как излишнее многословие там, где хватило бы одного короткого «да» или «нет». Еще больше его удручает, когда ему говорят очевидное. Он знает местный язык достаточно для того, чтобы уловить смысл тирады, но даже если бы он не понял ни слова, ее тон сообщил бы ему много больше, чем любые слова. - Ну так что же, вы хотите, чтобы эта война закончилась? - повторяет он свой вопрос, как будто и в самом деле не разобрал или вовсе не услышал ответа, и останавливается возле лестницы, ведущей вниз во внутренний двор. - Вы хотите, чтобы ваш муж вернулся к вам целым и невредимым?
Анна Печче Шалое: - Разве мой ответ недостаточно ясен? - Анна останавливается и смотрит полковнику прямо в глаза. - Принц Даккар будет вести войну до тех пор, пока последний солдат в красном мундире не уберется вон - или пока в его собственном войске останется хоть один солдат, способный держать оружие. Я не желаю конца войны на ваших условиях. Я желаю своему мужу победы или славной смерти. Вы же не желаете ему ни того,ни другого.
Джон Монтгомери: Сердце под плотной тканью мундира, неизменно застегнутого на все пуговицы, снова сбивается с ритма, но на этот раз не от жары, не от недостатка воздуха. Из-под дрожащей овечьей шкуры на него поднимает глаза тигрица. Смотрит в него навылет, видит его насквозь. Ему нет смысла лукавить с ней. Ей нет смысла повторять свою отповедь дважды. Единственное, чего он действительно не понимает, глядя в лицо этой женщине: как можно было расстаться с ней хоть на миг, как можно было оставить ее одну, пусть даже во имя победы, и славы, и всего святого, как можно было позволить ему прикоснуться к ней... Не сводя с нее глаз, Джон невесомо проводит самым кончиком своего хлыста по ее предплечью. - Вы правы. Я не желаю ему ни победы, ни смерти. Я хочу одного: чтобы он вернулся. К вам. К детям. Поэтому предлагаю: отправьте ему письмо. Позовите его на помощь. Пусть он придет сюда и заставит меня убраться вон. Либо смирит гордыню.
Анна Печче Шалое: - Он заставит вас убраться вон, - тихо отвечает Анна, и обращает взгляд к горизонту, словно читает над туманной линией края небес пророческие письмена. - Его месть будет преследовать вас вечно, как молнии Индры, и вы не найдете на земле покоя... Живой или мертвый, он сумеет отплатить вам за все причиненное зло. Ваша жизнь станет адом. Она снова смотрит в глаза полковника. - Принцу Даккар сам решит, когда вернуться ко мне. Я не стану писать ему.
Джон Монтгомери: - Не сомневаюсь, - отзывается тот без малейшего намека на иронию, не уточняя, с каким из ее утверждений он выражает согласие, и переводит взгляд на детей. - А вы что приуныли, ванары? Не хотите поиграть во дворе? Не дожидаясь ответа и не ожидая его, Монтгомери идет вниз по ступенькам и лишь раз останавливается на полпути, дабы удостовериться, что вся троица следует за ним: даже если они этого не хотят, охрана, курсирующая вдоль стены, мигом поможет им спуститься. У подножья лестницы, возле плотного навеса, из-под которого отлично просматривается вся площадка, где проводятся тренировки с солдатами, его приветствует капитан Костнер. Капитан Костнер впал в немилость еще со дня взятия дворца в Бунделькханде и теперь, одаренный ответным приветствием и более чем дружелюбным взглядом, старается как можно скорее убраться с глаз долой, ибо знает: всего пару часов назад полковник получил очередное донесение о том, что отряды принца Даккара и княгини Лакшми Бай приблизились к Лакхнау еще на шаг, еще на сотни жизней... Он знает: когда небо затянуто тучами, нет ничего хуже, чем этот полный дружелюбия штиль.
Анна Печче Шалое: Крепостной двор, где проводятся не только маршевые тренировки, но и наказания провинившихся, и показательные казни - не самое подходящее место для детских игр. Здесь из-под каждого камня сочится ужас, земля пахнет кровью,а когда солнце стоит в зените,залитый белым светом плац превращается в кусок преисподней. Анна следует за Монтгомери, но инстинктивно притягивает к себе детей, старается не выпускать из ладоней их маленькие руки. - Мама... - тихо говорит Рао, глядя в спину Монтгомери. - Этот человек - наш враг? "Тише, тише!" - хочет воскликнуть она, но лишь сильнее сжимает руку сына.
Джон Монтгомери: - Человек сам себе враг, если не понимает своего положения. Полковник разворачивается, но смотрит на мать, а не на ребенка, которого прекрасно слышит и на которого не может сердиться за вполне закономерный вопрос. - Я принимал вас за разумную женщину, рани. Не дайте мне в вас разочароваться. Зажав хлыст подмышкой, он кладет ладонь мальчику за плечо. - Не заставляйте меня лишать вас самого дорогого. Чуть склонившись, другой рукой мягко отстраняет от матери девочку. - Не верите моим добрым намерениям, так поверьте плохим. На столе под навесом ее уже ждут чистые листы бумаги и письменный прибор с пером и чернилами. - Удобнее, конечно, было бы сделать это в вашей комнате, но там вас явно отвлекало... окно. Да и света здесь больше, согласитесь. И детям есть где побегать, пока вы будете заняты.
Анна Печче Шалое: Сердце Анны превращается в метроном: тук-тук, часы смерти, тук-тук, мгновения Вечности. Она смотрит на бумагу - листы белые, как саван, и сама становится белее мела... Ничего угрожающего в бумаге и чернилах нет, это не бомбы, не ружья, не отрава, разве можно причинить вред детям с помощью бумаги? Она знает ответ раньше, чем Монтгомери что-то поясняет. И делает шаг следом за детьми, которых у нее пытаются забрать. Метроном в груди продолжает мерный перестук, и удары сердца о грудную клетку напоминают удары топора по деревянным балкам. Балкам, используемым для новых виселиц. Ей безразлично, что Монтгомери думает о ней, безразлична собственная судьба - но не безразлично, что он собирается сделать. СДЕЛАТЬ С ЕЕ ДЕТЬМИ. С ДЕТЬМИ ДАККАРА. - Чего вы хотите от меня? - она задает вопрос в надежде заглушить метроном.
Джон Монтгомери: - Сядьте за этот стол. Возьмите перо и бумагу. Напишите мужу письмо. Солнце палит нещадно, но от женщины, стоящей вплотную, веет холодом, как от могильной плиты, и теперь уже он заглядывает ей в глаза, в ее душу, в самое сокровенное, куда она сама открыла ему доступ, когда первая посмотрела ему в лицо, думая, что тем самым бросает врагу вызов. - Попросите мужа вернуться. Или покинуть страну. Ему кажется, будто ее сердце стучит у него в висках. - Я прослежу, чтобы ваша семья воссоединилась. Теперь и он берет детей за руки, замыкая внешний круг мандалы. - Вы еще можете быть вместе. Мальчишеская ладонь хоть и мала, но уже крепка не по-детски. Пальцы девочки - как былинки, невесомые, хрупкие. - Вы еще можете жить счастливо, Анна. Неуместно, несвоевременно, нелогично - и так неожиданно хорошо становится ему в этом кругу... - Это всё, чего я хочу от вас.
Анна Печче Шалое: Попросить Даккара вернуться - значит собственными руками открыть дверь в западню. В смертельную ловушку. Если он придет сюда, то погибнет сам и не спасет ее; любовь к ней станет причиной его гибели. Но принц Даккар был большим, чем муж и отец, он был правителем, он был вождем, и жизнь его принадлежала не одной только семье, но всей Индии, он должен был сражаться, подобно Арджуне* - и не следовало ему предаваться скорби, исполняя свой долг. Анна знала это безошибочным женским чутьем, и потому молила Бога лишь об одном: послать ей достаточно мужества, чтобы со смирением и достоинством принять свой злосчастный жребий. Ибо никто не может уничтожить бессмертную душу.** Просит Даккара покинуть страну было и вовсе немыслимо: это означало толкнуть его самого на предательство и покрыть вечным позором. Полковник на словах предлагал ей выбор, но на деле лишал даже тени надежды. - Вы не понимаете, о чем просите. Я не могу написать ему. И я не сделаю этого даже под страхом смерти. _____________________________________________________________ *Арджуна -один из главных героев Махабхараты, воин и один из пяти братьев-принцев клана Пандавов — перед решающим сражением впадает в сомнение о целесообразности боя, который приведёт к смертям многих достойных людей, в том числе его родственников. Однако его колесничий — Кришна - убеждает Арджуну принять участие в битве, разъясняя ему его долг как воина и принца. ** одна из центральных идей индуизма и христианства
Джон Монтгомери: - Я понимаю, о чем прошу, и вы можете ему написать, - спокойно возражает Монтгомери, - вы просто этого не хотите. Что ж, как вы, должно быть, уже убедились, я терпелив, я могу долго ждать, пока вы наконец уразумеете, о чьей смерти идет речь в данном случае, только время не ждет, рани. Он отступает, увлекая за собой мальчика с девочкой, крепче сжимая их руки. - Вы, я вижу, так любите мужа, что мне остается лишь позавидовать ему. Что же до ваших детей, то им, увы, не позавидуешь. Все это время капитан издали поглядывает в их сторону, то и дело одергивая на себе воротник-стойку, будто поправляет на шее незримую петлю, но на зов полковника является незамедлительно. - Вот что, Костнер. Проводите-ка рани к столу, а ванаров - к стене. Вон к той, чтобы хорошо было видно.
Анна Печче Шалое: Радха, что-то услышав в голосе полковника, в испуге вскидывает на него глаза: - Пусти! Я не пойду с тобой! Не пойду! - лепечет она, и в ее голоске детский страх перед злым дядей смешивается с непреклонными интонациями матери. Радха пытается высвободить свою тонкую ручку, но это ей не удается. И тогда Рао делает резкий рывок, чтобы броситься на помощь сестре.
Джон Монтгомери: Вместо того, чтобы оттолкнуть мальчишку, как это норовит сделать Костнер, Монтгомери мгновенно подхватывает направленное против него движение, усиливает мальчишеский порыв, толкает девочку навстречу брату, крепко-накрепко соединяет руки детей. - Ты мужчина в этой семье. Держи сестру. Веди ее. Стой рядом и не смей бояться. Голос полковника звучит так же тихо, но от прежних интонаций не осталось и следа. Разговоры по душам закончены. Теперь он отдает приказы.
полная версия страницы