Форум » Индия - самая важная и обширная из британских колоний. Всего семь лет назад здесь полыхало пламя восстания... » Северная Индия, княжество Бунделькханд, апрель-май 1858 года. Сила судьбы. » Ответить

Северная Индия, княжество Бунделькханд, апрель-май 1858 года. Сила судьбы.

Капитан Немо: Старый форт (Пурана Кила)

Ответов - 58, стр: 1 2 3 All

Капитан Немо: Весна 1858 года. Восстание полыхает по всей Индии, противостояние между индийцами и британцами достигло своего пика. Обе стороны сражаются, не зная жалости и пощады, проявляя неслыханную жестокость, и проливают реки крови. Короткие перемирия заканчиваются еще более страшными боями, на место одного убитого индийского вождя приходит трое новых. Но и Британия посылает в Индию все новых и новых солдат в красных мундирах. А заодно проводит политику "разделяй и властвуй", стравливая между собой раджей и правителей различных областей, посулами и наградами привлекают на свою сторону влиятельных вельмож, засылают собственных агентов и шпионов в лагеря мятежников. Кое-где эта политика имеет успех, но не в Северной Индии. Княжество Бунделькханд с его неприступной крепостью и населением, преданным своим правителям, уже много месяцев не только успешно противостоит врагам, но и успешно нападает на британские форпосты, и регулярно посылает подкрепление своим союзникам в Лакхнау, Лахоре и Джханси... Принцы Даккар и Раджив, стоявшие во главе княжества войска, показали себя и способными военачальниками, и мудрыми правителями, так что им удалось сохранить старых союзников и привлечь к себе новых. Некоторое время назад к ним присоединилась и Лакшми Бай с большим отрядом. Мятежники планируют объединиться, перевооружить войско и выступить к Лакхнау, чтобы соединиться с войсками Тантия Топи,и дать генеральное сражение британцам. Его исход может закончить войну в пользу индийцев... Англичане зажаты в клещи. И военные, и дипломаты понимают: нужно любой ценой помешать замыслам Нана Саиба и Лакшми Бай, ине дать войскам повстанцев соединиться под Лакхнау. Ответственность за военную операцию возложена, в числе прочих, на полковника Джона Монтгомери.

Анна Печче Шалое: Первое, о чем думает Анна ранним утром, когда розовые солнечные лучи, проникая сквозь прорези в ставнях, согревают ей щеки и заставляют улыбаться - она дома, во Флоренции, и ей по-прежнему двенадцать лет. Возраст невинности и детских забав, лишь отчасти окрашенный в теплые персиковые тона раннего отрочества, лишь немного овеянный смутным томлением предчувствия жизни. Она глубоко вздыхает, прислушивается, чтобы уловить в отдалении созвучный хор колоколов Санта-Мария-дель-Фиоре, Сан-Марко и Сан-Лоренцо, призывающих к утренней мессе... Но вместо перезвона меди и ровного глубокого гула бронзы, Анна с удивлением слышит резкие, крикливые звуки труб и тревожное лошадиное ржание. Стук и звон, сухие щелчки пистолетных курков, отрывистые мужские голоса. Сон слетает, и она садится в постели - ее движение будит служанку, спящую на циновке, а взор тревожно обшаривает просторный покой с разрисованными стенами, золтые курильницы по углам, балдахин, свисающий над кроватью... Она больше не Анна. Рани. Жена принца Даккара, будущего правителя Бунделькханда - а ныне опасного мятежника и врага британской короны, чья голова оценена на вес золота. И сегодня он уезжает вместе с войском, чтобы дать бой англичанам под стенами Лакхнау. Лакшми едет с ним, и Агнивритра тоже.

Франсуа де Монтаржи: Ему не спалось. Всю ночь Агнивритра не гасил огня, находил себе дела и поводы, чтобы выйти на воздух, хотя архитектура здесь и так имеет много прозрачных анфилад, пропускающих ветер под крыши, и ничто не сдерживает ночной свежести - короткая передышка от изматывающего зноя. Весна. Впереди долгий марш по открытым ландшафтам и бесконечно тянущиеся часы полдневного солнечного безумия. И воспоминания - вот все, что будет у него. В самый темный час ночи ему показалось, что с тихим хлопком распустился огромный, тускло мерцающий цветок во мраке - одно из окон вдруг зажглось и осветило куст цветущей азалии. Он не мог больше оставаться на террасе и быстрыми шагами спустился с лестницы в сад, а потом - по тонкой тропе, сделав знак патрулю - в густое разнотравье на холме, рискуя встретить там ночного зверя, опасное насекомое или змею: он не думал об этом. Вдали от людей, наедине с собой он мог открыть свое сердце и увидеть, как в нем переливается загадочный кристалл - имя и образ, легкая прядь на щеке. Он так и не осмелился попросить у нее на память этот талисман... Анна. Если есть у него сокровище - это именно то, что скрыто глубже, чем на дне океана, и это то, что дает силы жить. Ее присутствие в этом мире. "Просто будь всегда, - попросил он ее на прощанье, закрыв глаза. - Просыпайся по утрам и расчесывай каштановые локоны, улыбайся или будь задумчивой, пусть к тебе прилетит в окно стриж с ветром в крыле, и солнечный луч упадет на плечо". Близость рассвета, ранние сумерки, предчувствие оттенков огня в небе - скоро полыхнет безудержно это зарево восхода южной земли, где пряности и аромат цветов смешиваются с запахом пороха и горелых пепелищ... Что за судьба... Наутро синие тени легли ему на виски, бессонница обвела глаза кольцом теневым*, и догнала эта внутренняя дрожь, незаметная глазу, и беспощадная ясность в душе, и чувство безнадежности - плата за усталость. Улыбаясь краем губ, он вернулся к себе. Сборы завершены. ________ *Цитата, конечно


Рам: Привилегия детей - приходить утром в покои сахибы, наблюдать, как служанки расчесывают ее длинные волосы, как она надевает дневное сари, и потом завтракать вместе с ней. Есть из ее рук сладкий рис, истекающие золотым соком манго и личи, мягкий сыр и поджаристые лепешки.* Привилегия Рама - приводить детей к сахибе и прислуживать за столом. Мгновения тихого счастья, солнца, неги, когда сердце шепчет: "Будьте благословенны, царственные дети, подобные Раме и Сите, будь благословенна, шримати, прекрасная супруга Нана Сахиба... Пусть милость богов всегда и всюду пребудет с вами". В прозрачном воздухе вьются ароматы цветов и деревьев, сладкие напевы бансури** вплетаются в звон ситара,*** а на веранде, на мраморных ступенях, курлычут важные павлины и порыкивает ручной леопард. День за днем, года за годом в княжеском дворце текли, точно на райской планете, с тех пор, как принц Даккар привез из-за моря молодую жену, и высокие покои наполнились сперва вздохами любви, а потом и звонкими детскими голосами. Когда кровавый закат пролился с небе кровавым дождем?.. Когда огонь, подобно стрелам гневного Индры, уничтожил поля и деревни вокруг, когда загремели пушки и в клочья разнесли сияющий мир? Неистовый танец торжествующей Кали. Но Рам улыбается, как всегда, кланяясь своей госпоже, касаясь ее стоп, и улыбается еще шире, любуясь, как льнут к матери Рао и Радха, и как она обнимает и целует их, давая дневное благословение. Госпожа тоже улыбается, ведь дети не должны догадаться, как темно у нее на сердце - иначе это лишит дочь безмятежности, а сына - мужества. Для детей все, что происходит вокруг, должно быть только приключением, только сказкой, мистерий, где участвует их благородный отец и тетка - сиятельная княгиня Лакшми... - Где Сахиб, Рам? - спрашивает госпожа, пока слуги накрывают на стол. Она не видела мужа со вчерашнего вечера, хотя он здесь же, во дворце. Прошли времена, когда у нее была привилегия встречать первый утренний взгляд Даккара. Теперь он редко ночует здесь. Он должен быть всегда на виду, показывать пример стойкости и отваги. Не время наслаждаться семейным счастьем, когда вокруг столько горя и слез... Но каждое утро Рани задает один и тот же вопрос. И Рам не всегда может утешить ее. Вот и сегодня он отвечает: - Сахиб со своими людьми, шримати. Тревожные вести. Войско выступит на закате... Она вздыхает, надолго задумывается, и наконец, говорит вслух: - Он придет проститься со мной. Но прежде я должна увидеть княгиню Лакшми. Пошли к ней кого-нибудь, Рам... _______________________________________________________________ * есть из материнских рук - индийская традиция, нередко соблюдаемая даже взрослыми людьми ** вариант флейты *** струнный щипковый инструмент, напоминает мандолину

Лакшми Бай: - Я буду бить фиранги вместе с тобой, мама Лакшми! В первую секунду она готова ахнуть, прижимая руки к груди, как любая нежная мать, вырастившая свой цветочек на женской половине дома. Дамодару уже девять, он умеет держаться в седле, поднимает ее саблю, еще слишком тяжелую для него... но для нее он все еще маленький мальчик, слишком рано лишившийся материнской ласки. Всего только несколько дней назад они примчались из пылающего Джханси на одном коне. Всего только одну ночь он спит спокойно и Лакшми не видит, сидя без сна, как мальчик в полусне нашаривает кинжал у своей постели. Но в темных глазах сына решительность и упорство, в нем говорит память о пережитом и гордость его рода, кровь Индии течет в его жилах. И рани Лакшми Бай говорит ему: ты будешь защищать свою страну и свой народ; как я, как принц Даккар. Но если все мы поскачем на фиранги, кто будет защищать рани Бунделькханда и маленькую княжну? Кто покажет юному князю как удержать прицел, когда его отца не будет рядом..? Когда появляется слуга, приглашая их в покои рани, Лакшми говорит с сыном, положив руку на его плечо, как боевому товарищу. И только потом, по пути, молодая женщина позволяет себе украдкой прерывисто выдохнуть. Боги, он еще только маленький мальчик...

Анна Печче Шалое: Анна порывисто поднимается навстречу подруге и спешит к ней, протягивает руки, чтобы заключить в объятия: - Лакшми, как долго тебя не было! У тебя все хорошо? Мальчик... он здоров? Она ищет ответа в темных глазах Лакшми, и сама взглядом спрашивает о том, что невозможно произнести вслух, чтобы не напугать детей, не встревожить раньше времени верного Рама. Рао и Радха беспечны, как все юные существа; они радостно приветствуют любимую тетку и, подражая матери, обнимают Лакшми, прижимаются к ней с двух сторон, лезут под ее руки, точно котята. Лакшми сильная. Он такая сильная, что в ее присутствии даже самый слабый человек чувствует тепло священного огня и воодушевляется. И такая же красивая, как сама богиня, подобная лотосу... - Побудь с нами, прошу тебя.

Лакшми Бай: - Благодарение богам, Рани... - она обнимает подругу, прижимая к себе, как недавно - Дамодара. Рани вдвойне тяжелей сейчас: люди Запада, ее собратья, рушат мир, где она была так счастлива, грозят лишить самой жизни и того, что дороже жизни... На лице княгини печать тревоги, а во взгляде мучительный вопрос. То, что омрачило ее счастье семь лет назад, столько времени было дальней тенью, а теперь грозило затопить ее целиком.. но у них нет права предаваться унынию, что бы ни было. Ради тех, кто сражается вместе с ними и за них. Ради детей. - Он скоро придет - говорит Лакшми, ответив на приветствие Рама* и обеими руками прижимая к себе названых племянников. - Угостите его, сорванцы, а потом сможете погулять... мама разрешит, конечно? ___________________ * согласовывается

Анна Печче Шалое: Лакшми едва успела договорить, как в покои весенней бурей ворвался Дамодар, опередивший слуг, и немедленно присоединился к взаимным приветствиям и объятиям. Он обнялся с Рао, как с драгоценным братом, церемонно поклонился обеим принцессам: сперва старшей, потом - младшей, но украдкой улыбнулся и подмигнул Радхе, без единого слова обещая игры и забавы в прекрасном дворцовом саду*... Но конечно, сперва нужно было отдать должное вкусному завтраку. Рам, хорошо понимавший, что от него требуется, поспешил заново усадить детей на подушки, в отдельный уголок, и отвлечь разнообразными лакомствами. Анна вышла на широкую веранду, где золоченый свод с искусной резьбой поддерживали раскрашенные витые колонны, и жестом пригласила за собой подругу. Так они могли одновременно уединиться для беседы и не терять из виду детей. - Ты не передумала ехать с Даккаром? - спросила принцесса без обиняков. Когда-то они поклялись всегда быть полностью откровенны друг с другом, и никогда не нарушали этого правила. Намеки и недомолвки были ни к чему. - Лакшми... я видела сон... Тот самый сон. Много лет он не повторялся, а теперь снова пришел, и я все видела совершенно ясно, как наяву... Тебя и меня. Пожалуйста, останься со мной. Вместе мы что-нибудь придумаем, нам бы только пережить этот год... и тогда Бог смилостивится. ___________________________________________________________________ * дети - игротехи, поэтому за них пишем без согласования

Лакшми Бай: - Рани... Сейчас ее прекрасное лицо кажется лицом ребенка.. или божества. Слова ее звучат испуганно, но весь ее облик, видит Лакшми, наполняется жемчужным светом, словно вся она принадлежит уже не миру людей, но богов. - Рани. - повторяет она, и теперь это звучит как "госпожа княгиня" - Судьба принесла тебе многие испытания, и многие испытания еще ожидают всех нас, и души наши смущены видениями, и сердца холодеют от страха за близких. Страшным было предсказание брамина, судьба уже лишила меня ребенка, и мое место отныне не у колыбели, но в седле, с мечом в руках.. Как было бы хорошо остаться здесь, в маленьком мире, полном любви, пока за стенами форта бушует война. Но если каждый из воинов, способных сражаться, не возьмет в руки меч и ружье, чтобы всем вместе загасить это пламя.. оно может добраться и сюда. Ради этого уезжает Даккар. Поэтому нужно ехать и мне. - - говорит джансийская рани своей названой сестре. Но если жизнью своей, любым из дней мы можем изменить свое будущее воплощение, - говорит она - то сила Судьбы не всесильна Страшным было предсказание, страшно оно стало исполняться.. но нити ее, Лакшми, судьбы уже сплелись иначе, чем предсказано. - Я расскажу тебе об этом - говорит Лакшми - Я расскажу тебе, о том, что не предсказано... и о рубиновом перстне-лотосе, который так нравился прежде твоей дочери

Анна Печче Шалое: С тяжело бьющимся сердцем Рани слушает историю Лакшми. Невероятную, безумную, опасную, и прекрасную,как любая легенда о запретной любви. Душная ночь в Джханси, та самая роковая ночь, которая перепачкала Даккара и Агнивитру кровью пленных, и навсегда переменила их судьбы. Молодой англичанин,схваченный на террасе, отчаянный храбрец,жизнь свою поставивший на карту ради призрачной надежды, и раненый любовью сильнее, чем мог бы ранить сикхский кинжал. И душа Лакшми, истерзанная, подобная подраненой, захлопнутой в капкан птице, вдруг почуяла свободу, и яростно рванулась из клетки долга в золотой свет. Они полюбили друг друга - индианка и англичанин. Полюбили, таясь поначалу даже от самих себя, без малейшего шанса когда-нибудь соединиться в земной жизни, уповая только на новое воплощение... И все же... Она оставила ему залог своей любви вместе со спасенной жизнью. И души их были соединены,и жизни связаны невидимыми нитями судьбы, и разрушить эту связь было не под силу людям. - Но это не остановит моей личной войны с фиранги, Рани... Твоим рукам качать колыбель, моим - наносить удар. Тебе - хранить живущих в доме, мне - воевать за него... * Так говорила Лакшми, держа за руки свою названную сестру, и Анна замирала от ее слов, от их жестокой правды, которую она понимала рассудком, но не могла принять сердцем. - Да... да... Я понимаю. Я позабочусь о детях... сделаю для них все, что в моих силах... Для Дамодара также, как для Рао и Радхи, ведь он мне как сын... Но я не такая сильная, как ты, Лакшми, не такая храбрая. Не знаю, как смогу жить и не сойти с ума, если потеряю Даккара, ведь с того самого дня, как я впервые увидела его, он и только он -мое солнце и звезды... __________________________________________________________________________ * согласовано

Лакшми Бай: Она понимает каждое слово, каждый незавершенный жест, только Рани, столько выстрадавшая ради Даккара и спасшая свою любовь, может понять... но как же ей страшно сейчас... на веранде, залитой утренним солнцем она едва ли не дрожит. Лакшми обнимает молодую женщину за плечи, снова привлекая к себе. - Рани, сестра моя... Ты однажды уже преступила судьбу, обещанную тебе по праву рождения, ты выбрала Даккара в сердце своем, и ваши судьбы соединились, сложившись заново. Друг мой выбрал себе в жены лучшую из женщин: прекрасную, мудрую, смелую. Он принадлежит тебе так же, как ты принадлежишь ему, твой свет озаряет его сердце, и в любом бою хранит его невредимым твоя любовь, свет его силы охранит тебя и детей. Так было, так есть и будет... - предвидение неизбежного холодит ей сердце, но Лакшми говорит с княгиней, сама страстно желая, чтобы сказанное ею сбылось - И будет день, когда он вернется к тебе, подобно победоносному Индре. Совсем скоро... Детские голоса окликают их, и Лакшми заглядывает в лицо подруги с улыбкой, кивая на дворцовые покои.. "мы нужны им, Рани... Пойдем."

Капитан Немо: Даккар до последнего момента откладывал встречу с женой и находил себе все новые и новые дела. Он предпочел бы и вовсе не идти к ней, уехать не прощаясь - видеть, как лицо Рани покрывается смертельной бледностью, как она кусает губы, из последних сил сдерживая рыдания, и почти насильно размыкать объятия хрупких женских рук, было наихудшей пыткой во время войны. Слезы любимой размягчают сердце мужчины, и превращают его воск, хотя оно должно быть подобным стали. Поцелуи благоуханных уст можно пить бесконечно, и никогда не пресытиться ими, но горе тому, кто ради любовного блаженства забывает о своем долге. Но Судьба хмурила брови, и лик ее был грозен и ужасен. Даккар не знал, суждено ли ему еще когда-нибудь увидеть жену -верную подругу, любимую больше всех на свете, и сына с дочерью, открывших для него подлинный смысл родительских чувств. Горделиво пренебречь милостью Мироздания и не обнять на прощание Рани, Рао и Радху будет куда худшим грехом, чем позволить сердцу обливаться кровью в горестный для всех час разлуки. Прежде чем подняться в покои жены, он подозвал Агнивритру и попросил его придти и постучать в дверь ровно через час. - Я знаю, что Рани и дети захотят увидеть тебя перед отъездом. И у Радхи есть для тебя подарок.

Франсуа де Монтаржи: Не изменившись в лице, Франсуа молча кивнул. Прошедшая ночь уже позади, и теперь это всего лишь последняя потеря в череде потерь - еще раз посмотреть на нее и отвернуться, не коснувшись крылом отчаяния и безнадежной печали. Где-то на парижском мосту над потоком, за чертой города на заросшей тропе, в полях лаванды и ветра имя ее; здесь - лишь анис и кардамон, горький миндаль, терпкий кумин. Ровно через час он ритмично постучал в дверь, словно выстукивая мелодию старинной песенки. "...Здесь родилась моя любовь..."

Анна Печче Шалое: Анна вздрагивает в объятиях мужа, когда слышит тяжелые удары в дверь. Они падают ей на сердце, как комья земли на крышку гроба. - Подожди... Подожди, пожалуйста... - шепчет она, но уже видит по лицу Даккара, что время, отпущенное им, истекло. Во дворе нетерпеливо бьют копытами и грызут удила оседланные кони, и нарочито громко переговариваются солдаты: пора, пора, конец утехам, и нежный Кама* пусть уступает место гневному Индре и Кали, готовой начать неистовый танец. Анна поднимается с ложа, набрасывает чоли** и сари-ниви**, поправляет волосы... Несколько мгновений - и от слабости не осталось и следа, она снова принцесса, мать Рао и Радхи, властительница этих мест. Один Бог знает, чего ей стоит и это смирение, и это спокойствие. - Я позову детей... - говорит она, хватаясь за последнюю соломинку. Даккар молча кивает и открывает дверь Агнивритре. **** __________________________________________________________________ * Кама - бог любви, соответствует Эроту или Купидону у европейцев, ** чоли - кофточка, надеваемая под сари, ***сари-ниви-драпированная юбка ****согласовано мастерское: предлагаю считать, что пока Даккар прощался с женой, Лакшми была с детьми, или занималась важными для себя предотъездными делами. На финал сцены предлагаю совместный отъезд Даккара, Лакшми и Агнивритры.

Франсуа де Монтаржи: Остановившись на пороге, Агнивритра сдержанно поклонился Даккару. - Простите, принц, но вы просили. Все готовы, ждут только вас. Сожалею, но нам пора.

Капитан Немо: Даккар склонил голову, как будто слушал брамина, и бесстрастно проговорил: - Хорошо, Агнивритра. Я сейчас иду. Но сперва Рани сама опояшет меня, и я благословлю детей на прощание. Подожди меня здесь. - он указал побратиму на узорную скамью возле окна. Песок времени пересыпался неумолимо, и часы на сей раз были в руках Агнивритры. Он обернулся к жене, снова вошедшей через боковую дверь*; за Рани следовали бледные и притихшие Рао и Радха, наконец узнавшие, что отец надолго оставляет их и вместе с тетей Лакшми отправляется на войну. Не когда-нибудь "потом" -а прямо сейчас. Агнивритра тоже уезжает. Они остаются совсем одни. Рани держала в руках красный шелковый пояс, с вплетением ярких оранжевых и черных нитей, расшитый золотом и серебром, украшенный драгоценностями; она сама плела его, сама расшивала, и сама освящала на алтаре Индры. Теперь, выполняя традицию до конца, она должна была сама надеть пояс на супруга. Дети, понимая, что сейчас не надо мешать родителям, робко приблизились к Агнивритре и сели на скамью рядом с ним. Радха вытащила из складок одежды маленькую бронзовую фигурку - Ханумана, и на ладошке протянула мужчине: - Возьми. Великий Хануман защитит тебя на войне, и ты тогда защитишь папу, как Хануман защищал Раму. _____________________________________________________________________________________ *здесь и далее согласовано **Пояс имеет двойственное значение: с одной стороны, подчиненность судьбе или смерти, с другой - круг жизни или верховную власть, мудрость и силу. Привязывает к службе или дает власть; означает посвящение, выполнение, победу, доблесть и силу. Пояс для меча - это сила и мощь; надеть пояс или опоясаться - значит приготовиться к некоему действию или быть обязанным отправиться с заданием в путешествие.У индусов многоцветный пояс также отображает циклы времени; его округлая форма - это колесо космического порядка и символ дважды рожденного. Означает также супружескую верность.

Франсуа де Монтаржи: Юноша тепло улыбнулся, осторожным движением соскользнул со скамьи и присел на одно колено напротив нее. Взял в ладони две маленькие ножки и склонил голову, следуя древней традиции. - Apane pairom rajakumari sparsa*. Она серьезно смотрела на него, держа амулет. Он протянул руку, и изящная бронзовая фигурка, согретая горячим детским кулачком, уютно устроилась на ладони. У него тоже были подарки для детей. Когда-то он учил их разным милым забавам, и вместе они плели кошачью колыбельку; то было словно вчера - безмятежный вечер принес первую весть о восстании в одной из провинций... Теперь он припас для Радхи витой узорный шнур из разноцветного яркого шелка - скользящий и удобный по длине, как раз подходящий для крохотных ручек. Плести такие шнуры его научил странный монах со светлыми глазами и загоревшей до кофейной темноты кожей, что сидел на пыльной дороге по пути в горы. Размотав со своего запястья, Франсуа отдал шнурок девочке, а сам вытащил из кармана небольшой мешочек с вышитой на фиолетовом бархате сложной чакрабджа-мандалой. Улыбнувшись друг другу как заговорщики, они вместе свернули шнурок кольцом, и Радха сунула его в мешочек. "Dhan'ya hai mera laṛaki hona"** __________________ * Касаюсь твоих стоп, принцесса (хинд.) **Будь благословенна, девочка моя (хинд.)

Капитан Немо: Рао молча наблюдал, как Радха обменивается подарками с Агнивритрой. Скрестив руки на груди, мальчик хмурился и покусывал нижнюю губу, не сознавая, до какой степени он сейчас похож на своего отца в его тяжелые минуты. Но юный принц чувствовал, как недетское бремя медленно опускается на плечи, и старался привыкнуть к мысли, что теперь он, только он в ответе за маму и сестру, и меч, которым его опоясали совсем недавно, скоро перестанет быть просто игрушкой. Он хотел бы уехать вместе со взрослыми мужчинами, иди шаг в шаг за отцом, биться наравне с ним - но все, кого он любил и почитал, решили, что этого пока нельзя. "Тебе понадобится много мужества, Рао, - сказал ему отец, когда вчера они вместе ходили в храм Вишну. - Но ты мой сын, и ты справишься. Помни, что мама и сестра смотрят на тебя, и пока ты спокоен, они тоже будут спокойны. Храни свой ум в чистоте, и никогда не позволяй огню мужества угаснуть в твоем сердце. В час испытаний проси помощи у богов и у предков, и ты всегда получишь ее, если твоя вера будет сильна. " Рао не хотел заглядывать в будущее, оно больше не выглядело безоблачным, по горизонту скользили кровавые и мрачные тени, и стоны призраков мешались с гулом надвигающейся бури. Но смотреть, как мама надевает на отца пояс, почему-то было еще страшнее, и сердце холодело в груди.

Анна Печче Шалое: В ручье твой пояс мою - Блестит как рыбка. Жасмин на солнцепеке- Твоя улыбка... Старая песенка, знакомая с детства. Ее пели прачки на берегах Арно, смеялись и колотили белье в такт. В те счастливые дни Анна подпевала, и сердце билось от радостного предчувствия настоящей, взрослой любви, а теперь слова крутились в голове обрывками навязчивого кошмара, злобной издевкой. Пояс скользит в руках женщины, как гибкая шелковая змея, дважды тесно обхватывает стан принца Даккара, остается только завязать его особым узлом. Анна нарочно медлит, старательно расправляет каждую складку на ткани, расплетает длинные кисти, соединяет концы пояса и затягивает туже. "Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я буду там с тобою, любимый. Буду с тобой". Она боится смотреть на детей, боится всепонимающего, проницательного, печального взора Агнивритры, и хорошо, что ее собственные чувства вплетены в пояс Даккара и крепко-накрепко перетянуты узлом - им не вырваться на волю. Еще немного, и она сумеет сказать: "Иди".

Капитан Немо: Даккару казалось, что из его сердца капает черная смола, и прожигает насквозь грудную клетку. Немыслимо было дольше задерживаться здесь. Женские слезы - заклятое зелье, способное расколоть мрамор решимости и остудить праведный гнев. Он сказал Рани не все, что хотел, и не давал обещаний, которые не мог бы исполнить. Свою любовь он доказывал поступками, и его молчаливый взгляд в ответ на ее прикосновения был красноречивее, чем самый восторженный и многословный любовный гимн. -Теперь нам в самом деле пора. Солнце прошло зенит. Это было сигналом для Агнивитры. Даккар обнял сына, поднял на руки и поцеловал дочь, и надел ей на шею фигурку Лакшми на длинной цепочке: и память, и святыня, и талисман на счастье. И лишь потом - последний, самый последний взгляд на жену. Последнее короткое объятие, замыкающее беседу. - Ну, прощай. Береги детей. Да пребудет с вами милость богов. Он выходит, не оглядываясь. Но еще долго губы и руки хранят ее тепло, и родной до боли, удивительный запах. А сердца их всегда бьются в одном ритме... мастерское: все желающие уже могут подключаться к отыгрышу, не обязательно ждать окончания диалога "соседей". Реплики от персонажей могут писаться в параллель, но с указанием времени, места и адресата сказанного.

Лакшми Бай: Лакшми не надевает никакой защиты. Так легче дышать, а если суждена ей смерть в бою, то от этой раны ничего не спасет. Она долго не идет в покои принца, пусть Даккар подарит жене и детям эти минуты тепла и покоя, пусть Агнивритра вложит в маленькие ладошки подарок, который не решался отдать до последнего момента. Лакшми поторопилась сделать это раньше, боясь, что не найдет подходящих слов на краю расставания. И пусть хранит Радху Ганеша, сын Шивы и Парвати, Господин Преград, несгибаемый стражник, которому даже боги доверяли охрану своих близких, пусть находчивый Хануман выведет из любой беды ее Дамодара, а священный лотос Лакшми бережет Рао, ведь цветы лотоса - корабль на котором любой, утопающий в океане жизни найдет спасение. Последнее объятие, слезы Дамодара на щеках мешаются с ее собственными. Лакшми целует сына и первые шаги к дверям невероятно тяжелы, словно камни привязаны к ногам.. но дальше она идет все быстрее и быстрее, стремительная, как ветер и о, да, уже скоро - смертоносная. мастерское: конец 1 общего эпизода. Далее в этом треде играется эпизод "Пленение принца Даккара". Приватные отыгрыши (Лакшми Баи - Энтони Фэйн,Анна Печче Шалое-полковник Монтгомери, принц Даккар -Агнивритра-Пандев) - выносятся в отдельные треды с пометкой "Составная часть флэшбека "Сила Судьбы").

Капитан Немо: Пурана Кила (Старый форт). Главные ворота.

Энтони Фэйн: Лагерь повстанцев Переход отсюда Энтони заранее достал колоду и убрал чехол от нее за пояс. В нескольких шагах от входа в палатку, у костра сидели два солдата - из тех, кому было поручено сначала отвести его сюда, а затем сторожить до утра. Третий, тот, который обыскивал его мешок, стоял чуть в стороне, опираясь на ружье: так, чтобы видеть и палатку, и костер. Заметив Фэйна, он выпрямился и оторвал приклад от земли. Энтони развел руки, показывая ладони, удерживая на правой большим пальцем свою спасительную колоду. - Бессоница, друг, - объяснил он бдительному стражу, - Душно, да и светильник я по глупости погасил. В полумраке даже карты не разложишь, - стараясь не делать резких движений, он начал тасовать колоду, неспешным шагом двигаясь в сторону костра, - Можно я тут с вами посижу? Вы же меня стережете - так будет даже проще. Энтони присел на корточки между сидящими у костра солдатами и с минуту меланхолично перемешивал карты, время от времени то раскрывая их ровным веером, то передавая из руки в руку изящной бумажной лентой. Оба стража сначала лишь косились на него, но вскоре уже с интересом наблюдали за его манипуляциями. Завладеть их вниманием оказалось довольно просто, осталось вынудить третьего подойти к костру и отвернуться от палатки. Энтони снова собрал колоду, словно ему надоело вертеть карты, потом сделал плавное движение в сторону засыпающего огня и "достал" из воздуха карту, затем вторую и третью. Солдат постарше покачал головой, тот, что помоложе, восхищенно выругался. Энтони услышал за спиной шаги: тот, третий, похоже был ранен в ногу, и теперь ее подволакивал. Решив, что его стража уже убедилась, что ничего кроме раскрашенных кусочков картона в его руках нет, он позволил себе небольшую вольность - начал "находить" карты в волосах и за шиворотом молодого солдата. - Ты, если что, голодным не останешься - на улицах можешь зарабатывать, - усмехнулся третий сторож, который теперь стоял у него за спиной и внимательно наблюдал за происходящим. А Энтони вслушивался в ночь, пытаясь по движению воздуха понять, покинула ли Лакшми палатку.

Франсуа де Монтаржи: Агнивритра долго не решался подойти к костру. Придется что-то говорить, смотреть этим людям в глаза, делать вид, что они ему не безразличны. Делать вид, что слушает. Все казалось бессмысленным. Он не узнавал себя в этой апатии, но понимая, отчего она проистекает, старался не поддаваться ей и не отдаляться от насущных дел, хоть и казалось, что все они так напрасны, так мелки... Он сделал над собой усилие и подошел ближе. Оживление, царившее возле костра, неожиданно позабавило. Фэйн несомненно весьма искусно владел карточными фокусами; движения ловких рук завораживали, стража была очарована и восхищена. Некоторое время командир молча наблюдал за происходящим, и ему казалось, что прозрачная скорлупа отчуждения, отделявшая его от реальности последние пять дней, дала трещину.

Энтони Фэйн: Краем глаза Фэйн заметил движение по ту сторону костра и поднял голову, не переставая перебирать пальцами карты. Разглядев подошедшего, он на мгновение замер, словно в ожидании удара. Старый "знакомец", сто лет бы тебя еще не встречать! С чем на этот раз? Сообщить, что разведчики вернулись ни с чем, и принесшему ложные сведения теперь грозит наказание? Кто ты вообще такой?.. Как тебя тогда назвали? Агнивритра? Европеец с индийским именем? Фэйн положил карты на землю, поднялся и приветствовал джхансийского знакомого, одновременно пытаясь понять по выражению его лица, что несет его появление. Свет от костра и пляшущие предрассветные тени мешали разглядеть, то ли это просто усталая улыбка на его губах, то ли злорадная усмешка. - Не знал, что ты тоже здесь, в лагере, - совершенно мальчишеское "ты" как попытка подколоть: "Ну, давай, убеди меня, что я должен обращаться к тебе на "вы"!".

Франсуа де Монтаржи: То самое чувство, которое, вероятно, испытывают старики в присутствии молодых и энергичных... Агнивритра устало прикрыл глаза. Горячка оставляла его обычно лишь под утро, чтобы ночью вернувшись, принести с собой дурные сны и изматывающий полубред-полубеспамятство - или паническую бессоницу. Сейчас он стоял на ватных ногах, ощущая звенящую ясность в голове и упадок сил. - Разведка вернулась. Ваши сведения подтвердились. Подозрения с вас я снимаю, хоть по-прежнему не понимаю, что вам за дело до нас. Вы пренебрегаете опасностями, чтобы помочь - должна быть веская причина.

Энтони Фэйн: Фэйн мысленно отругал себя за неуместную дерзость, но взгляд не отвел. Как же тебе ответить, чтобы не всю правду? - Хорошие новости, спасибо. Значит, сторожить меня уже не нужно? - легкий кивок головы в сторону одного из солдат. "Ты ведь не отвяжешься со своим вопросом..." - У меня есть причины быть на этой стороне. И смею предположить, не менее веские, чем те, которые привели в этот лагерь вас. Интересно, поймет, что речь не о лагере из палаток и солдат, а...? Ладно, не важно! Главную мысль должен понять.

Франсуа де Монтаржи: - Да полно, это не допрос. - Агнивритра криво усмехнулся неловкой интонации: собеседник пытался говорить доходчиво и убедительно, одновременно не сказав ничего, начал с таким вызовом переходить на личности, смешно, право. - Хотите молчать - молчите. Мне не к спеху. Не верю, чтобы судьба дважды подряд посылало того, кто бьет в спину. И что же вы намерены делать "на этой стороне"? Он жестом отпустил часовых. Костер тихо потрескивал, угасая. Было жаль его.

Энтони Фэйн: Прекрасно! Значит пафосной истории "как я нашел истинный путь" не будет - уже легче. Так, стой, Фэйн, не закипай невесть из-за чего, пытаясь найти повод, чтобы злиться на этого человека. Мудрые люди говорят, что всегда найдется, за что сказать "спасибо" даже самому заклятому врагу. А он-то тебе не враг. И потом... Не поймай он тебя тогда, в Джханси, возле террасы... Воистину, есть за что благодарить. - На данном этапе я сделал все, что видел возможным. Если мне предоставится шанс сделать что-то еще... Все, что в моих силах, - Фэйн взвесил в уме, что стоит говорить, а что нет, - Я обучался у сикхов, но обряд не проходил. Ваши люди отобрали у меня чакры и кинжал. Раз уж с меня сняли подозрения, не хотелось бы ходить безоружным.

Франсуа де Монтаржи: Немного сухого хвороста - и огонь в костре снова начал разгораться. Монтаржи обломал тонкие концы прямой буковой ветки и сообразил из нее костровую палку ворошить угли. Пока занимался этим нехитрым делом, в голову лезли вопросы, но ни один из них он не озвучил. "Почему не прошел посвящение? Сикхов часто нанимают англичане - почему он был среди них? Не могу больше. Невозможно подозревать каждого - к черту эти расспросы. Я вспоминаю, как он появился здесь впервые, между ним и рани точно что-то есть, только слепой не заметит. Пусть делает что хочет - я буду считать, что дело только в этом. Если что-то еще - выяснится позже". - Вам вернут ваши вещи. Я собираюсь сделать вылазку в Пурана-Кила, но оповещать об этом весь лагерь не планирую - хватит одного-двух человек. Это всего лишь очередная разведка в одно место, о котором я давно знаю, но ни разу не был там. Такую задачу я не поручу никому другому, поэтому пойду сам. Если у вас есть еще какие-то сведения, подробности - о проходах, охране и прочем подобном, наблюдения, никому не нужные подробности - выкладывайте, это может помочь. Пусть даже вам кажется, что это сущий пустяк - не молчите, рассказывайте.

Энтони Фэйн: Фэйн наблюдал за действиями Агнивритры, словно ему предстоял экзамен по разжиганию и поддержанию костра, и сейчас у него последняя возможность повторить все, что знает. Он надеялся, что со стороны все выглядит так, будто он размышляет, какая именно информация может быть полезна участникам предстоящей вылазки. На самом деле он тщательно взвешивал, что и как сказать, чтобы помочь людям, имеющим значение для любимой женщины, и причинить как можно меньше вреда тем, кто все еще имеет значение для него самого. - Как я сказал раджам на совете, в той крепости помимо британских солдат - отряд сикхов, каждого из которых я знаю лично, - он облизнул пересохшие губы и продолжил, глядя на разгорающееся с новой силой пламя костра, - Я знаю, на что способен каждый из них, и, как мне кажется, смогу воспользоваться их слабыми местами, чтобы избежать столкновения, - он поднял взгляд на собеседника и сказал без всякого перехода: - То, что вы так легко схватили меня тогда в Джханси никак не связано с моей подготовкой. Можете считать это исключением - из сада до террасы я все-таки добрался незамеченным, - Энтони сделал небольшую паузу, ожидая ехидного замечания по поводу "англичанина, потерявшего голову из-за прекрасных женских глаз", и добавил - так, словно это было уже решено: - Я пойду с вами.

Франсуа де Монтаржи: "Недавно индиец убедительно доказывал, что он верный друг и поможет - я не поверил и правильно сделал. Теперь этот англичанин громоздит нелепости, рассказывая о своих промахах и о друзьях среди врагов - и я верю. И правильно делаю! Пусть идет. Хуже все равно не будет, а лучше - быть может". - Знаком вам северный подземный ход, ведущий в Кхаир-ал-Манзил? Не обязательно потом выходить наверх по ступеням во двор, можно пробраться какой-то боковой крысиной норой - мне говорил верный человек - и попасть сразу в Шер-мандал. Что думаете об этом? Может там находиться сильная охрана?

Энтони Фэйн: "Все еще проверяешь? Ладно, врать, что я знаю больше, чем на самом деле, смысла не имеет - опасность от такой глупой выходки только возрастет, причем не только для меня." - Я не знаю, какая охрана стоит в том месте, - честно признался он, - В той общине, где я жил, я не входил в круг посвященных в дела сикхов-воинов. Большая часть моих сведений - из случайно подслушанного разговора. И я считаю того человека надежным, сочинять он не будет. Насколько я понял, полковник, чьи люди схватили принца, не очень-то доверяет индийцам, даже сикхам. Амар говорил, что пленника охраняют британские солдаты. Это все, что я знаю.

Франсуа де Монтаржи: - Ясно. Знает ли полковник о существовании бокового ответвления непонятно, да? Да. Стоит ли охрана у входа в подземелье - тоже, - Агнивритра размышлял вслух, не заботясь о впечатлении, которое производит на собеседника эта дурацкая речь. Он вдруг поймал себя на мысли, что присутствие Фэйна не тяготит и не заставляет держать лицо. Не было необходимости играть роль командира или ловить кого-то на слове: перед ним был человек с похожим образом мыслей и, скорее всего, одного возраста, цель его была неясна, но сейчас это не имело значения - какое-то время им по пути. Что ж, пригодится. - Я планирую выйти через три часа, чтобы успеть к вечеру оказаться уже на развилке в районе северных ворот. Вот думаю - нужен ли третий помощник? Опасаюсь, что да. Лишние люди могут быть помехой, но... как бы мне самому не стать ею. Впрочем, это уже не обсуждается - по многим причинам. Будьте готовы, если действительно решились.

Энтони Фэйн: Фэйн молча кивнул. "Через три часа... Так скоро! Нет, тем лучше! Скорее вернемся. Вернусь... Проститься бы!" Он начал собирать рассыпавшиеся по земле карты. Ярко-кровавые огоньки заметались, прыгая с одного лепестка рубинового лотоса на другой. - Ран... раджи знают о вашем плане?

Франсуа де Монтаржи: Монтаржи усмехнулся. - Разумеется, нет. И я надеюсь вам не придет в голову сообщать об этом махарани. Вся ответственность только на мне. Все еще хотите идти?

Энтони Фэйн: Фэйн выпрямился и посмотрел в глаза Агнивритре. "Она уже знает, что я пойду - с тобой или без тебя. Только куда же без тебя-то, да?" - Да. Я должен пойти... "Должен уйти, чтобы получить право вернуться. Если не как равный, то хотя бы как достойный..." - Скажите своим людям, чтобы мне вернули оружие. И... вы упомянули третьего. Кто?

Франсуа де Монтаржи: Вместо ответа Агнивритра поднялся и направился от костра к отдаленной палатке. Он отсутствовал недолго, а когда вернулся, вместе с ним шел незнакомый молодой человек в дхоти и с парой кожаных браслетов на предплечьях; его длинные волосы были завязаны на затылке в хвост. Он сложил ладони в намастэ и назвался Аравиндой. В темных глазах читалось спокойствие и невозмутимость.

Лакшми Бай: Кроме приличного груза патронов, который благодаря Энтони так и не дошел до фиранги со склада Ост-Индской компании, там было с дюжину револьверов. Держа в руках один из них, Лакшми мысленно говорит себе "несколько пуль, легко спрятать..." Ее люди ждут. Но картина того, как верный человек - среди слуг, среди любовниц - подбирается поближе к английским командирам, чтобы выстрелить в упор, проходит где-то по самому краю сознания. Вместо этого рани вспоминает об убитой дочери судьи Морстена, о том, как наливался кровью рассвет в Джханси, об их прощании с Энтони... об этой ночи. И чтобы не успеть вспомнить о том, какую цену суждено им заплатить за это, Лакшми приказывает привести его.

Энтони Фэйн: Фэйн едва успел ответить на приветствие Аравинды, как возле палатки, где он провел ночь, появился еще один его старый знакомый. Энтони настороженно посмотрел на приближающегося Раджа, слугу Лакшми. "Какие вести ты несешь?" Тот сначала отдал долг вежливости Агнивритре и его человеку, а потом обратился к Фэйну: - Махарани ждет вас, - по его тону и скупым жестам Энтони догадался, что суровый индиец пока еще не понял, как относиться к странному иноземцу - как к пленнику, такому же как он слуге, солдату или доверенному человеку княгини. Фэйн поднялся на ноги и кивнул, готовый следовать за Раджем, но прежде чем пойти туда, где его ждали, он повернулся к Агнивритре и, завершая традиционный жест сложенных ладоней, молча показал на пальцах число три: "через три часа" или "идем втроем". Или и то, и другое.

Лакшми Бай: В их взглядах не прибавилось доверия, но стало меньше гнева. У Энтони английское имя и светлая кожа, но оружейный груз говорит в его пользу, и в его защиту говорит сейчас Лакшми, которая со времен Джханси не знала жалости к врагам. И еще тогда этот человек исполнил ее волю и был на стороне восставших. Так есть и сейчас, и так будет. - Энтони Фэйн будет в моем отряде. Я поручаюсь за него и распоряжусь, чтобы ему вернули оружие. Разговор об Энтони - последний в это утро. Из общего шатра они выходят втроем: Лакшми, Энтони и Радж. Чакры, кинжал и "складной ножик" остались в палатке рани, и у полога она бросает Раджу короткий взгляд - "я сама". - Проходи.

Энтони Фэйн: Все время, пока Лакшми разговаривает с равными ей по положению в этом мире, Энтони мучается лишь одни вопросом: "Было ли? Не приснилось ли в горячке?". Речь княгини сдержана, она смотрит на него не чаще, чем того требует ситуация, говорит о нем так, будто его здесь нет: как об одном из солдат, что стоят на посту у входа в палатку совета, что ходят по лагерю в ожидании приказа либо уже заняты выполнением какого-нибудь задания. "А что ты хотел, Фэйн?" - одергивает он себя, - "Потому и прятались вы в темноте, затаив дыхание. Затем ты утром отвлекал внимание своей охраны - чтобы никто ничего не узнал... Ибо нет у тебя права... Пока нет!" Через три часа они уйдут из лагеря, а у него даже нет возможности попрощаться. Даже намекнуть не может, что уходит - он обещал молчать. Дурацкая привычка на грани мании: держать свое слово. Обещал христианскому богу не просить больше ни о чем, и теперь он молится другим богам. Рани верит ему, и он не ничем не предаст ее доверия. Согласился на условия человека, который ему пока даже не друг, и Лакшми не услышит от него про эти три часа. Хотя она все равно уже знает, что он должен уйти - иначе никак. Энтони входит вслед за Лакшми в ее палатку, Радж остается снаружи у входа. В любой момент сюда могут прийти тем, кому не нужно разрешение, поэтому ни слова вслух, ни попытки приблизиться, прикоснуться. Но один ее взгляд, и сердце наполняется радостью: "Было!". - Благодарю за ваше доверие, рани! Я сделаю все, чтобы его оправдать. И одними губами, без звука: "Я люблю тебя!"

Лакшми Бай: - Пусть Индра направляет твою руку, пусть минуют тебя вражеская сталь и свинец... - Лакшми возвращает ему оружие, подносит сама и, передав, касается ладоней, рук, плеч, лица, пока он не может ничего сделать, держа острые чакры. Несколько вздохов, ее пальцы движутся как у слепой, заново запоминают каждую черту, и горячечный шепот - Mai tumase pyar karati hun... - слышен только ему, еще одно украденное мгновение, которое уже миновало. Лакшми не знает, о чем Энтони только недавно говорил с Агнивритрой и, отчасти справившись с собой невольно повторяет его вопросы.

Энтони Фэйн: Энтони отвечает, почти не слыша собственного голоса, смешивая в одной фразе хинди, английский и французский. "Боги, какая ты красивая сейчас!" - он опасается, что не сможет сдержаться, и переводит взгляд на чакры в левой руке - из пореза на ладони в песок капает кровь. Он слишком сильно сжал острый край стального кольца и не почувствовал это.

Лакшми Бай: Впервые в жизни она вздрогнула при виде крови. "Осторожнее..." - с оружием, в словах и поступках. - Я перевяжу. - но прежде опояшет его ножнами, чтобы оружие нашло свое место сейчас - екнет острой иголочкой в груди: как жена - и прежде чем накрыть обмытый порез полоской чистой ткани, коснется его губами. - Пусть не будет у тебя большей раны, чем эта. - руки Лакшми привычны к бинтам почти так же как к узде и сабельной рукояти, и она больше смотрит Энтони в лицо, чем на руку. - Энтони, мы не можем больше ждать, ты же видел сам. Раджи говорят, что Даккара нужно спасти, но до сих пор нет отряда, никто не вызвался. "И каждый из них не против занять место принца Бунделькханда, если Даккар и Рао..."

Энтони Фэйн: "Она должна знать! Должна!.. Черт бы тебя побрал, Агнивритра, с твоими тайнами! И меня заодно с моими обещаниями!.." - Я пойду, - шепчет Энтони, сжимая руку Лакшми, - И вернусь... с принцем. Вернусь к тебе - и они все поймут... признают!.. Мы... Да что же это!.. Он сейчас приведет сюда этого француза, и пусть он сам говорит то, что запретил рассказывать своему соучастнику. - Подожди меня - пару минут, я сейчас!.. - он целует ее и поспешно покидает палатку, узнает у Раджа, где ему найти Агнивритру и идет, почти бежит, в указанном направлении.

Франсуа де Монтаржи: - Что-то случилось? - командир увидел, как к палатке приближается запыхавшийся Энтони - в глазах странное выражение, сумасшедшинка какая-то или растерянность что ли... Да что с ним такое?

Энтони Фэйн: Энтони почти готов схватить спрашивающего за грудки, а потом потащить его в палатку к Лакшми... Так, вдох-выдох, дистанция! - Махарани поручилась за меня перед раджами, и с их ведома я теперь под ее началом, - сухо, как доклад, - Она сама завела разговор о принце Даккаре, о том, что я должен пойти... Я согласился, но деталей мы не обсуждали - я отпросился на несколько минут, чтобы... Пристальный взгляд, за пределом местного этикета: "Ну же! Я не могу говорить всего вслух! Я не сумею соврать ей! И уйти, не доложившись, тоже теперь не могу!".

Франсуа де Монтаржи: - Чтобы что? - Агнивритра нехорошо усмехнулся. - Договаривайте, что вам от меня надо? Что станете делать, если я не пойду объясняться с ней?

Энтони Фэйн: Энтони прищурился, подбирая слова. - Что я стану делать? А что должен делать солдат, когда его командир обсуждает с ним план будущей вылазки? Я выслушаю махарани, выскажу свои соображения, если понадобится, и буду действовать согласно ее плану и по ее приказу.

Франсуа де Монтаржи: - В таком случае вынужден вас разочаровать. Нам не по пути. Возвращайтесь к княгине и продолжайте действовать согласно ее приказу. Что-то еще?

Энтони Фэйн: - Да! Только один вопрос - чего вы добиваетесь? Вы передумали по поводу меня, и вам легче идти одному? А, нет, в сопровождении... но не меня. Вы же сами солдат... Я подведу махарани, если пойду с вами, не доложив ей. Она будет выглядеть в глазах других раджей правителем, который неспособен отличить верного человека от потенциального труса и дезертира... А мой уход из лагеря без ее ведома в настоящий момент будет выглядеть именно так. Я ведь все равно пойду, так какого черта?.. - последнюю фразу он произнес по-французски,* - Не ходите к княгине, я вернусь туда один, но мне нужно ваше согласие - я скажу, что иду с вами и по вашему плану. ____________________ *На Маврикии, откуда родом Фэйн, одинаково в ходу как английский, так и французский.

Франсуа де Монтаржи: - Постарайтесь впредь формулировать свои мысли четче. - Агнивритра смотрел холодно и говорил без выражения. Когда опасность подступала близко, когда ее атака - неожиданная или спланированная - подносила нож к самым глазам, он, казалось, превращался в узкий луч на острие, мыслил ясно, не терял головы. То, что Фэйн был взволнован и возбужден, заметно нервничал и говорил сбивчиво, настораживало командира. - Меня не интересует, как будет выглядеть ваш уход и что подумают раджи. Определитесь в своих противоречивых обещаниях - идете со мной по моему плану или будете действовать "согласно ее плану и по ее приказу"?

Энтони Фэйн: - Я догадываюсь, что вас мало интересует хотя бы один раджа или рани из присутствующих в лагере, - Энтони чувствовал, что успокаивается, не смотря на возникшее между ними непонимание - он знал, что он прав, - Вы человек принца Даккара, и весь ваш интерес сейчас не здесь. Я же, как вы уже поняли, всю свою преданность положил к ногам рани Лакшми Бай - это то немногое, чем я могу отплатить ей за свою спасенную жизнь. И иду я с вами не только для того, чтобы помочь Нана Сахибу, за которого она переживает как за брата... Я должен принести княгине если не ее сына, то хотя бы достоверные сведения о нем. Как видите, у меня достаточные причины, чтобы идти с вами и по вашему плану - порознь мы ничего не добьемся. Какой прок людям, которым мы оба преданы, от нас мертвых?

Франсуа де Монтаржи: - Идемте. Франсуа подумал о том, что им удача сейчас нужна даже больше хорошего плана. Что толку в планах, если суешься в ловушку, из которой нет выхода? Даже такая мелочь, как горячность, может навредить, но ведь может и спасти... Удача и доброе напутствие. Так много и так мало. Неожиданно для себя он посмотрел вокруг, словно ища какие-то тайные знаки, что указывают верное направление. Но усмехнувшись над собой, перестал искать. Еще сутки назад, когда в голове проносились картины вероятного будущего, когда складывался самый первый, самый безрассудный план, в нем было одно слабое звено - отсутствие всякой помощи и надежды. Теперь же Агнивритра был рад, что не один. Войдя в палатку, он поприветствовал махарани, склонившись почтительно и низко.

Лакшми Бай: Они вошли вдвоем: Энтони и Агнивритра - все еще порознь, но уже не друг против друга как при первой встрече. И мрачная решимость Агнивритры. еще не вполне окрепшего после раны, и то, как Энтони смотрел на него, и на нее саму, сказали Лакшми больше, чем слова. "Агнивритра решил вызволять Даккара один а Энтони вызвался в попутчики. Что ж, разве не о том и ты сама просила его?" - Что ж, за то время, пока я пыталась договориться с раджами, вы договорились между собою. Сейчас, Агнивритра?

Энтони Фэйн: Энтони вошел в палатку последним, задернул за спиной полог и так и остался стоять, сжимая за спиной край плотной ткани. "Вы - командиры, вам и принимать решение. Я же, как солдат, приму любой вариант."

Франсуа де Монтаржи: - Да. Время против нас, махарани, и надо спешить. Что за детали Вы хотели обсудить? Разговор длился недолго. Они обсудили предположения относительно маршрута, и маленький отряд получил ножи, гаррот и отмычки. Также княгиня передала им трофейный эфир из медицинского обоза - тихо усыплять зазевавшуюся охрану. С добрым напутствием Агнивритра и Энтони вышли из палатки.



полная версия страницы